продолжение....

ЭТО ПРОСТО ПРОИСХОДИТ

Вопрос: Год назад я вдруг просто понял: нет ничего, что можно делать. Это было кристально ясно. Но только на несколько дней. Затем эта ясность исчезла. Теперь я порой решаю ничего не делать. Но таким образом я снова что-то делаю. Так как же оно выглядит, это так называемое делание в недеянии?

Карл: Кто делает что?

В.: Об этом я и спрашиваю тебя.

К.: Кто делает все?

В.: Раньше это называлось: Бог.

К.: Когда-либо что-нибудь происходило?

В.: У меня такое впечатление, что да.

К.: Сейчас что-нибудь происходит?

В.: Я бы так сказал.

К.: И для этого требуется кто-то, кто переживает это как происходящее?

В.: Когда ты так спрашиваешь, наверняка нет. На интеллектуальном уровне я так же знаю, что деятеля не существует. Но толку для меня от этого никакого.

К.: Знание не дает решения. Относительное знание, которым может обладать «я», никогда не принесет освобождения от состояния отделенности. Потому что ему всегда требуется тот, у кого есть знание. До тех пор
пока есть знающий, существует отделенность. Это может быть высочайшим знанием самого возвышенного переживания — оно не принесет освобождения. Потому что все еще есть знающий. Все еще — отделенность. Там, где есть абсолютное Знание, больше нет того, кто им обладает.

В.: Но каждый из нас хочет обладать космическим сознанием.

К.: Идет ли речь об индивидуальном или космическом сознании: все еще есть что-то, что наблюдает это блаженство чистого Бытия. Индивидуальное сознание стремится оказаться в космическом. То есть в другой форме. Однако космическое сознание может снова стать индивидуальным. Речь идет о том, что находится до сознания. О самой Осознанности, где больше не может быть никого, кто бы осознавал самого себя, и где Осознанность есть все. Осознанность существует до сознания и относительного знания.

В.: Когда я смогу это пережить? Когда это случится?

К.: Это спонтанное не-событие, которое никогда не происходит.

В.: Оно приходит само собой?

К.: С усилиями и без них. Это случается вопреки, а не благодаря усилиям или их отсутствию.

В.: И когда? Когда-нибудь? По собственному усмотрению?

К.: Это не имеет ничего общего с тем, что происходит во времени. Это простое познание существования до времени.

Познание того, что время пробуждается в тебе, а не ты пробуждаешься во времени. Это как магнитное поле, которое меняет полюса. Внезапно время находится в тебе, а тебя больше нет во времени.
Время — это всего лишь еще одно отражение того, что ты есть. Это больше не действие. Это простое «ага!». Это простое познание того, что ты всегда был тем, что ты есть. И всегда будешь. И что то, что есть во времени, — лишь мимолетные тени.

В.: Больше нет действия, только познание?

К.: Познания тоже больше нет. В этот момент познающий, познание и познанное — это одно. Отделенности нет.

В.: Тогда ты просто свидетель всего, равно в бодрствовании, в сновидении и в глубоком сне?

К.: Свидетель все еще проводит различие. Я говорю о том, что никогда не проводит различий, для чего различий не существует. Что всегда есть то, что есть.

В каком угодно состоянии оно всегда остается тем, что есть. Это - ни то, и ни это. Это не находится ни в одном свидетельствующем сознании. Это не наблюдатель. Это не индивидуальная личность. Все три состояния возникают в нем, в том, что есть. Состояние свидетельствования — это все еще происходящее. Нечто, что происходит или не происходит. Я говорю о том, что никогда не происходит и не поддается определению. И для этого не нужно ничего делать. Для этого ничего и невозможно сделать.

В.: Это-то как раз самое неприятное. Мы не можем ни ждать, ни надеяться, ни что-либо еще.

К.: Да нет, Ты можешь делать все.

В.: Мы же сейчас сидим тут, кстати говоря, затем, чтобы это случилось. И, причем, по возможности несколько скорее.

К.: То, что ты здесь сидишь, не ускорит этого. Но так же этого и не задержит. Причинной зависимости нет. Это происходит не по какой-то причине. Когда это должно случиться, оно случается. Ты можешь делать или не делать все, что хочешь, ты не можешь предотвратить это. Но ты так же не можешь ничего сделать для того, чтобы это произошло несколько раньше.

В.: Но это произойдет?

К.: Вот тебе официальная гарантийная грамота: то, что это произойдет, неизбежно.

В.: Еще в этой жизни?

К.: В какой жизни, не играет роли. Для этого не существует жизни.

В.: Что?

К.: Оно не знает жизни. То, что Я осознает само себя и является чистым самоосознанием, для этого ему не требуется времени. Это его природа. И она никогда не скрыта, это не что-то новое. Нет пробуждения.

В.: Нет пробуждения?

К.: Все, что может пробудиться, находится в сознании. Индивидуальное сознание может пробудиться к космическому. И снова заснуть. Но Я никогда не спит и никогда не бодрствует. Оно не знает сна и бодрствования. Оно всегда то, что есть. Оно не знает состояний.

В.: Но лично ты? Тебе еще знакомы состояния?

К.: Я не говорю о том, чем я являюсь. Я никогда не смогу дать себе определение. Я никогда не смогу познать себя. Я никогда не смогу узнать, что я есть. Но я знаю на сто процентов, что я есть. И что всё, что приходит и уходит, что имеет место как состояние, как явление, как информация, существует, потому что я есть. Я здесь не потому, что что-то возникает. Я первоусловие. Первооснова для того, чтобы что-то вообще могло произойти.

В.: Это такое ощущение, словно ты являешься источником всего?

К.: Я не источник. Источник — это тоже состояние.

В.: Или своего рода Бог-творец?

К.: Я существую до Бога-творца. Я существую до Бога. То, чем я являюсь как Суть, пребывает до всего. Когда Иисус в Библии говорит: «Я и Отец суть одно, но я не есть Отец», он имеет в виду, что Отец Бог-Творец, Иисус как человеческое существо и святой Дух едины в своей Сути. Тем не менее различны по своей форме. Значит, и Бог-творец все еще отличен от Сути. Брахма так же все еще отличен от Сути. Индусы называют это «Парабрахма» — то, что пребывает «пара», до Бога. Это никогда не обозначается как нечто, чему можно было бы дать определение. И все же об этом можно говорить бесконечно. Никто никогда не постигнет этого. Определения не существует. Это невозможно сделать объектом. Это непостижимо. Невообразимо.

В.: Но ты, тем не менее, все еще иногда отождествлен с какой-нибудь мыслью или чувством?

К.: Отождествлен или не отождествлен не играет для меня никакой роли. И то, и другое возникает в качестве мимолетных ощущений. Отождествленное сознание и космическое сознание — оба аспекты меня. Я пребываю до них обоих, до чего бы то ни было, что может быть описано, до всего отождествленного или неотождествленного.

В.: Это более естественное состояние» чем то, в котором мы находимся?

К.: Все состояния — естественные. Не существует чего-то более естественного или более ясного, или менее естественного и более замутненного. В этом заключается это маленькое «ага!»: в том, что Суть до всякой "изначальное", до рождения, и на протяжении всех времен и в будущем никогда не была и не будет замутнена. Ее никогда не затронет то, что находится во времени.

В.: Суть — нет, но меня-то да! Или что, здесь нет тела, а там нет мира?

К.: Тело и мир всегда появляются с «я»-мыслью. Из чистого Сознания — «я есть» — поднимается, подобно дереву, вся тотальность манифестации. Все возникает из «я есть». Но до этого «я есть» есть еще это «я-я». И это есть всегда. Оно не замутнено «я есть это» или «я вот он, а это мир».

В.: Но почему я пойман в эту фиксацию на «я» и мире?

К.: Это не имеет значения. Фиксация не может оказать никакого воздействия на то, чем ты являешься. Она настолько же хороша, как и космическое сознание. Здесь нет качественной разницы. Индивидуальное сознание того, что ты находишься в теле, столь же хорошо, как и нахождение в космическом сознании. То, что ты есть, не видит здесь различия. Оно не различает между личной и космической точками зрения.

В.: Я бы предпочел космическую точку зрения.

К.: Всякая мысль о том, что есть что-то другое, кроме тебя, кроме того, что ты есть, — это отделенность. Всякая, так называемая. не-дуальность адвайты направлена на то, что существует как раз только одно Я и ничего, кроме Я.

В.: Может быть, но я не испытываю этого!

К.: Каждый опыт есть самопереживание. Я знает только само себя. Личный опыт — это тоже чистое самопереживание. Есть только Я. Это основа. Я — это то, что есть. Даже когда оно проявляет себя в качестве мира. Каким бы ни было проявление, это Я. Никогда не тревожимое ничем. Всегда чистое Бытие, Одно без второго.

ЛЮБОВЬ И ПАРТНЕРСТВО

Вопрос: В данный момент я влюблена. Я люблю кого-то. Не Бытие или Я, а другого человека. Это разрешено?

Карл: Нет, это строжайше запрещено.

В.: Я имею в виду: можно считать это любовью? Это вообще любовь?

К.: О том, что можно назвать любовью, существуют бесчисленные книги и еще больше высказываний. Столько, сколько людей живет в мире, столько же и различных определений любви ты обнаружишь.

В.: Но у тебя нет ни одного.

К.: Я знаю одно: где есть представление о любви, любви нет.

В.: Что, прости?

К.: Только в отсутствие представления о любви любовь возможна. Пока у тебя есть представление о любви, ты ее запираешь. Ты даешь ей определение, а определение дословно означает: ограничивать. Пока ты хочешь иметь любовь в том или ином виде, это твоя любовь. Любовь, которой ты распоряжаешься, у которой есть хозяин. Она ограничена и заперта и поэтому определенно не является той бесконечной любовью, о которой тоскует каждый.

В.: Однако существует любовь, которая не заперта?

К.: Существует. Она там, где нет никого, никого, кто обладает любовью. Эта любовь — свобода. И только это есть любовь. Любовь — это отсутствие личности, которая проводит различие и говорит: это любовь — а это нет. Отсутствие того, кто дискриминирует, есть любовь.

В.: То есть, к моей влюбленности это не имеет никакого отношения?

К.: Не существует твоей любви. Любовь не знает обладателя. Там, где заканчивается «твое» и «мое», находится любовь.

В.: Тогда любовь не может быть чувством.

К.: Она —это все чувства, потому что она — Источник и Суть всего.

В.: У тебя что-нибудь еще осталось и для личной любви? Для любви, которая возникает спонтанно и которую я связываю с конкретным человеком?

К.: Когда ты полностью познаешь себя в другом, и когда не существует отделенности между тобой и другим, тогда есть любовь.

В.: Ну вот, пожалуйста. Все-таки.

К.: Тогда любовь равнозначна самопознанию. Ты познаешь: то, что ты есть, это то, что есть другой. Там, где больше нет тебя и другого, там есть только любовь. И такая любовь нужна каждому. Это и есть подлинный смысл отношений.

В.: Да, и значит, любовь приходит в отношениях.

К.: Приходит и снова уходит. Этот вкус любви временный. Что и досадно. Любовь в этой форме мимолетна, и мимолетность причиняет боль. Когда эта любовь здесь, ты уже знаешь, что она снова уйдет, поскольку она подчиняется времени.

В.: Всегда?

К.: Без исключения. Все, что появляется во временя, исчезает во времени. Но Источник относительной любви, сама Любовь, всегда здесь.

В.: Но если связь, которую ты называешь относительной любовью, строится на Любви...

К.: ...тогда мы можем еще поработать над тем, чтобы она длилась вечно или по крайней мере до смерти?

Только бы мы хорошо следили за ней! Да, работай и следи. Вопрос в следующем: есть ли тот, кому нужна эта относительная любовь? Кому нужно это чувство, эта уверенность или внимание, чтобы существовать или быть счастливым?

В.: Да, есть такой, он сидит здесь.

К.: Когда у любви есть привкус потребности, она хочет обладать.

В.: Однако если в отношениях это не так?

К.: Тогда больше нет отношений. Тогда отношения и прекращаются.

В.: Когда я являюсь любовью, тогда я больше не связываю это с кем-то другим?

К.: Точно. Тогда больше нет двух, тебя и другого. И на этом отношения прекращаются. Есть только простое сопереживание» но нет того, кто его испытывает.

В.: Звучит одиноко.

К.: Любовь — это окончательное одиночество, потому что нет второго. Ты есть Одно, без второго. В этот момент все, что находится во времени, должно умереть, в том числе и ты как отдельная личность, которой не может быть в этом одиночестве.

В.: Это звучит страшно.

К.: Для человека это вообще самое ужасное. Он бы убился ради того, чтобы этого не случилось.

В.: Но ведь есть же чувство, которое называют любовью.

К.: Возможно, его так называют, но это не любовь. Все, что ты можешь назвать, не является этим. Это может быть прекрасным чувством, которое приходит и уходит, как прекрасный вкус хорошей еды или ощущение гармонии. Вкус проходит. Это мимолетная любовь. Она никогда не принесет тебе удовлетворения.

В.: Поэтому мы хотим вечной любви.

К.: Вечной — для того, чтобы мы полностью были на безопасной стороне?

В.: Чтобы это чувство никогда не заканчивалось.

К.: Любовь есть тогда, когда идея того, кто что-то хочет или в чем-то нуждается, отпадает. То, что ты есть, уже есть сама вечность и не нуждается ни в чем вечном и ни в каком чувстве. Любовь — это не чувство.

В.: Это такое своего рода признание в любви, которое слышит от тебя твоя подруга?

К.: Если ты ее спросишь, она скажет, что ни разу не слышала ни одного. Для нее эти отношения не рай. И тем не менее, все это выражения любви.

В.: Под девизом: не важно, что я делаю, я есть любовь?

К.: Для меня любовь — это одно название среди многих других. Если ты хочешь использовать понятие, тогда то, что есть я, есть то, что есть любовь. Я — не любовь. Я есть то, что есть любовь. Чем бы оно ни было. Извечная тайна Существования.

В.: Тогда этим является каждый.

К.: Конечно.

В.: Но тебе знакомо нечто такое, как потребность в любви?

К.: Это называется: быть человеком. Это переживание мне знакомо.

В.: Но оно не влияет на тебя, потому что ты укоренен в Бытии?

К.: То, чем я являюсь по Сути, никогда не было укоренено или без корней. Оно не знает ни одного из этих определений. Это то, что никогда ни о чем не заботилось.

В.: То есть, Сути, Любви вообще ни до чего нет дела?

К.: Она полностью не озабочена. Заботится озабоченность.

В.: Такого я не могла бы подумать о любви.

К.: Но вот тебе и озабоченность.

МОЖЕТ БЫТЬ, ЛУЧШЕ ВООБЩЕ БЕЗ ОТНОШЕНИЙ?

Вопрос: Говорят, что Иисус сказал: «Возлюби других, как самого себя». Это возможно?

Карл: Только так! Иначе и невозможно. Любовь — это когда ты во всем познаешь себя. Тогда больше нет двойственности. И тогда тебе уже больше не нужно прилагать усилия, чтобы любить кого-то, кого на самом-то деле ты вовсе не считаешь столь уж классным. Тогда любовь — это само собой разумеющаяся Реальность. Поскольку ты познаешь себя в другом. Не в смысле, что ты думаешь: сущность этого вот человека в метро должна быть такой же, как и моя собственная, поэтому: эй ты там, привет! А ты познаешь это непосредственно.

Это - то, что ты есть. Поэтому любовь и самопознание суть одно и то же. Вместо «познай самого себя» на входе в храм в Дельфах могло бы так же стоять: «Возлюби самого себя». Но это, наверное, оскорбляло чувства жрецов.

В.: «Познай самого себя» также лучше выражает путь. Сначала ведь нужно найти к нему подход.

К.: Подхода не существует. Просто не существует выхода. Ты не можешь стать тем, что ты есть. Не существует пути и становления. То, что ты отделен от самого себя, есть такое же заблуждение, как и то, что ты отделен от другого. Ты не отделен от самого себя. Но когда ты веришь в это, то выстраиваешь в своих мыслях отношения с самим собой.

Отношения, над которыми ты можешь великолепно поработать. Они, определенно, не знают предела совершенству. Как если бы было два Я: во-первых, ты, и во-вторых, ты сам.  

Отделенности не существует. Но если ты веришь в отношения, и если ты веришь, что находишься в отношениях с кем-либо, тогда ты веришь в мысль об отделенности.

В.: Значит, лучше вообще не иметь никаких отношений?

К.: Лучше, чтобы не было никого, кто бы мог их иметь!

В.: Ну да, у меня они есть. Но, вероятно, я не могу назвать это любовью. Мне нелегко сказать женщине: «Я люблю тебя». Это отсутствие любви? Или ощущение того, что в этих трех словах присутствуют отношения, которые ограничивают истинную любовь?

К.: Это скорее страх слишком сильно вовлечься во что-то и потом, возможно, страдать.

В.: Значит, все-таки отсутствие любви.

К.: Это страх того, что это может привести к отсутствию любви. Поэтому для начала ты вообще не хочешь вовлекаться. Когда ты полностью отдаешься, то теряешь самого себя в другом.

В.: Значит, мне надо отважиться на прыжок и сказать «я люблю тебя»?

К.: Это не может произойти посредством слов. Слова могут быть средством выражения этого. Когда они есть, они есть. Самоотдача случается, когда она случается. Отдавание, бхакти, или познание случаются, когда они случаются. Их невозможно вызвать.

В.: Даже в моменты полного отдавания я никогда не говорю «я люблю тебя».

К.: Ты боишься быть пойманным на слове. Нам, немцам, сложнее сказать это, чем другим. Англичане или американцы говорят каждому «I love you». Это клише. Когда это говорит немец, он должен держать свое слово. «Я люблю тебя» является в немецком чем-то священным.

В.: Это я и имел в виду!

К.: Но если тебе тяжело сделать это интимное признание, просто спрячь свой страх потерять себя.

В» Это ясный ответ.

К.: В конце концов, это всегда причина для обороны: страх потерять себя. По этой причине ты выстраиваешь вокруг себя защиту. Все, что можно потерять, это то, что я считаю своей собственностью. Моя жизнь, мое тело, мой мир, мои личные представления о любви. Идея о том, что я что-то имею — знание, тело, жизнь, — вынуждает к ограждению и защите. Собственность нуждается в контроле и закрытых дверях. «Я люблю тебя» открывает их.

В.: И от этого меня бросает в дрожь.

К.: Да, возможно, от тебя ничего не останется. Ничего из того, что ты считал своим «я».

В.: Но когда это сказано, это такое расслабление.

К.: Это расслабление, когда тебе больше ничего не нужно поддерживать, никакого «я», никаких историй, никакого будущего. Когда ты просто есть то, что есть. Тогда больше нет напряжения. Тогда второго тоже больше нет, и нет отношений.

В.: Больше нет напряжения?

К.: Больше ничего не напрягает, не тянет и не давит.

В.: Никакого трения, никакой искры, значит, и секса тоже? Это бы стало для меня проблемой.

К.: Проблема у тебя сейчас. Ты конструируешь ее себе в мгновение ока. Это твое всесилие. Когда ты принимаешь это «я» за реальное, в этот момент оно становится реальным. Когда ты смотришь на эту проблему и на это тело, как на реальные, они реальны.

В.: Мне бы просто хотелось не уходить от своей темы: насколько реален секс?

К.: Насколько хочешь.

В.: Слава богу.

К.: Всякое сексуальное действие является самоудовлетворением. Оно всегда должно вести к отсутствию «я». К этому оргазмическому чувству отсутствия «я».

В.: Ну хоть для этого партнерство хорошо!

К.: Все, что ты делаешь, является самоудовлетворением — пока не наступает космический оргазм, который называют просветлением. Тогда ты лопаешься. Все нацелено на этот космический Большой Взрыв, в котором отсутствует начало и в котором больше ничего нет.

В.: Точно! Это хорошо! Так я объясню это своей подруге.

К.: Можешь также попробовать это с помощью «я люблю тебя».

продолжение....

ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К ЛЮБВИ

Вопрос: Собственно говоря, страсть исчезает, когда ты просветлен?

Карл: Когда ты просветлен, то гарантированно будешь снова затемнен. И здесь любовь особенно опасна. Господи, я так прекрасно устроился в своем просветлении, оно было уже действительно стабильным, а тут пришел этот классный почтальон! Или въехала эта потрясающая соседка!

В.: Серьезно, ведь пробуждение должно бы быть и пробуждением отличных страстей?

К.: Все, чем оно должно бы быть, оно не является. Но когда освобождаешься от любви, исчезает и страсть.

В.: Когда освобождаешься от любви?

К.: Да, конец любви — это конец страдания и страсти.

В.: Ты имеешь в виду конец личной любви?

К.: Конец двойственности там, где может быть любовь. Где нет «я», которое что-то любит или не любит: это конец страдания. Потому что это конец страдающего. До тех пор пока есть «я», которое любит себя или что-то другое, есть страдание и страсть. И любовь к себе есть начало этого страдания.

В.: Но ведь себя нужно любить!

К.: С этого все начинается. Любовь к себе означает:
есть некое «я», которое рассматривает себя в качестве объекта для любви. Это уже двойственность. Это отделенность. Уже в любви «я» к самому себе кроется корень страдания.

В.: Один из твоих предшественников как-то сказал: «Возлюби своего ближнего, как самого себя!»

К.: И кто же это был?

В.: Я хочу сказать, что это означает: когда любишь себя и в этой любви перекидываешь мост к другому, то кладешь конец двойственности.

К.: До тех пор пока есть тот, кто любит что-то другое, то есть тот, кто должен сначала познать, чтобы любить, существует объектная любовь.

И пока есть другой, остается двойственность. Когда требуется усилие, чтобы любить второго, остается концепция, остается страдание.

В.: Что значит усилие? В Индии просто говорят «намастэ» — «Я люблю себя в тебе!»

К.: Если ты хочешь познать себя в другом, чтобы любить его, как самого себя, необходимо усилие познания.

В.: Но ведь любовь может быть совершенно без усилия!

К.: Что-то не припомню.

В.: Любовь, которая возникает спонтанно. Любовь, которая манифестирует себя в зеркале другого! Любовь, которая просто непосредственно присутствует.

К.: Когда ты есть то, что есть любовь, усилия больше нет. Тогда больше нет никого, кто бы любил или не любил. Тогда есть только свобода. Свобода любви. И свобода от идеи о любви. То есть свободная от любви любовь.

Любовь освободилась от тебя. Но пока есть идея о любви, и пока есть тот, кто думает, что должен любить себя в другом, или другой — его, или что любовь должна быть мостом и положить конец двойственности, или должна быть спонтанной, — до тех пор есть страдание. Любовь с представлением о любви полна страдания. Это та любовь, которая создает страдание.

В.: Любовь как слияние воедино любящего и возлюбленного — это счастье.

К.: Как только сделан первый шаг из рая отсутствия «я», возникает тоска по возвращению обратно. То есть ты будешь делать все для того, чтобы суметь вернуться и слиться воедино. И каждый шаг верен. Пока есть шаги, есть только верные шаги. Потому что все дороги ведут в Рим. А «Рома» — это перевернутое «амор». Любовь. Можешь делать, что хочешь. Все дороги ведут в Рим.

В.: Это прекрасно. Поэтому человек любит.

К.: Любви не требуется любить. Ей не нужен объект. Ей не нужен ты. Не нужны твои представления. Но бывают моменты, когда ты просто забываешь о них. Ты забываешь даже о любви. Тогда ты есть то, что есть любовь. Что есть до двойственности. Это самозабвение. Но ты не можешь это вызвать. Всякое желание забыть себя было бы напоминанием о себе самом. Это может случиться только непосредственным образом.

И тогда больше нет времени, нет отделенности. Тогда ты есть то, что есть любовь. Не важно, что случится, даже если ничего не случится. И, возможно, не случится ничего. Любви не требуется любить, чтобы быть любовью.

БОЛЬ И ВЕСЕЛЯЩИЙ ГАЗ

Вопрос: Ведь совершенно очевидно, что существует страдание. Будь это даже на самом деле сон или иллюзия, для того, кто в данный момент страдает, это не так.

Карл: Страдание переживается не как страдание. В этом не меньше блаженства самопознания, чем в радости. Страдание и радость неотделимы.

В.: От этого нет толку, когда я себе это так объясняю на рассудочном уровне.

К.: Рассудок здесь для того, чтобы проводить различие. Он проводит различие между радостью и страданием. Между хорошим и плохим переживанием. Однако то, что сотворило рассудок, суть рассудка, больше не различает между радостью и страданием.

В.: Ну, мне бы хотелось взглянуть на человека, который страдает от сильных болей и при этом блаженно улыбается.

К.: Переживающего не существует! Это отправная точка. Переживающий, переживание и переживаемое возникают вместе. Они едины. Пока ты соотносишь себя с переживающим, ты отделен от переживания и переживаемого.

В.: Значит, путь заключается в том, чтобы не идентифицировать себя с этим?

К.: Любой наркотический опыт служит для этого.
Морфин принимают для того, чтобы погасить сознание, идентифицирующее себя с телом. И с погашением идентификации прекращается боль. Когда мне было пять лет, один зубной врач дал мне веселящий газ. Я моментально вышел из тела и смотрел, как врач удалял мне зубы. Никакой боли больше. Настоящее колдовство! И сознание свободно парит в пространстве.

В.: Но когда действие прекращается...

К.: Тогда боль немедленно возвращается. Спасения нет.

В.: Но так это же я и имею в виду! От боли так просто не отделаться.

К.: Когда есть тот, кто мог бы испытывать боль, тогда боль возникает.

В.: То есть, когда есть тело, тогда возникает боль?

К.: Нет, боль возникает с идеей «я испытываю боль».

В.: Хорошо, и у тебя такой идеи нет? Если я тебе сейчас воткну нож в руку...

К.: Тогда будет ощущение боли. В этот момент будет боль.

В.: Хорошо, что ты в этом признаешься.

К.: В этот момент происходит совершенное переживание боли. Вскоре после этого переживание исчезает. Больше нет того, кто складывает во времени нечто подобное в кучу в качестве опыта. Кто консервирует «мое-переживание-боли» за пять минут до этого. Или переживание за год до этого. Это может еще присутствовать как эффект памяти, однако больше нет того, кто говорит: «Это была моя боль».

В.: Теперь ты это сказал.

К.: Не я. Говорение говорит само по себе. Говорение говорит. Однако не существует моего говорения. Не
существует «я сказал».

В.: Каково тебе сейчас?

К.: Как всегда. Даже если ты спросишь меня на смертном одре: как всегда. То, что я есть, всегда здесь. Поэтому я могу только сказать: у меня все как всегда.

В.: С небольшой поправкой на то, что теперь ты обходишься без веселящего газа.

К.: О, я приложил много усилий, чтобы добраться до веселящего газа. Моя мать предостерегала меня от сладостей: попадешь к зубному врачу! А меня это вдохновляло: Да-а-а! Я был единственным в классе, кто любил бывать у зубного. У одного есть опыт, что в каком-то месте он входит в ад, у другого опыт, что именно в том самом месте он выходит из ада. Подобно тому, чья боль становится настолько сильной, что больше невыносима, — тот покидает боль.

В.: Тот падает в обморок.

К.: А обморок означает, сознание освобождается от тела. Ты все еще сознание, но тебя больше нет в теле. Ты больше не поддаешься определению. Там, где возникает это «больше невыносимо», там оно исчезает. Само собой.

В.: Обморочный — бессильный.

К.: Неосиливший. Это как в случае ищущего. Когда поиск больше невыносим, индивидуальное сознание растворяется. Не потому, что кто-то что-то совершил и сделал для этого. Это просто невыносимо. Тогда индивидуальное сознание растворяется в космическом. Потому что этот ад отделенности был невыносим.

В.: И тогда это растворение в двойном смысле, то есть так же и исцеление?

К.: Нет. Здесь нет преимущества. То, что может раствориться, может снова образовать соединение. То, что составляет единство, может снова распасться надвое. Уйти от идеи двойственности в это единое космическое сознание, в это Ничто, быть в центре вселенной, быть пронизывающим себя сознанием: я прошел через это. И я увидел, что в этом нет преимущества. То, чем я был по своей сути, было в точности тем же, что и до этого. Присутствую ли я в качестве «я»-сознания или в качестве космического сознания — я не есть сознание. Сознание — аспект времени. Это отражение моего существования. И всякая боль и всякий опыт являются частью сознания. Основополагающее лечение: быть до сознания. До времени.

МОЕ ТЕЛО, МОЯ БОЛЬ

Вопрос: Пока мы туг сидим, где-то еще в мире убивают людей. Что ты можешь сказать по этому поводу? Это же неправильно.

Карл: Для кого это неправильно?

В.: Для меня. И уж гарантированно для людей, которых убивают!

К.: Ты это гарантируешь?

В.: Нет, это просто принцип жизни! Мы же здесь затем, чтобы жить, а не затем, чтобы быть убитыми!

К.: Это сама жизнь, что убивает. Будь то в форме другого человека, или придорожного дерева, или функции в теле — это всегда жизнь, жизнь убивает. Однако все, что при этом умирает, является идеей. Суть остается. То, что реально существует, остается. Только то, что нереально, исчезает. Остается Сознание. Сознание, которое играет придорожное дерево или другого человека, преступника или жертву, или что бы там ни было еще.

В.: Я, однако, предпочитаю умереть естественной смертью.

К.: У тебя нет страха перед смертью, тебе бы просто хотелось не присутствовать, когда она придет. Не существует естественной смерти. Поскольку ничто не умирает. То, что является твоей Сутью, — это единственное, что живет. И оно бессмертно. Оно никогда не рождалось и не имеет формы, которая могла бы умереть. По крайней мере то, что ты называешь жизнью, никогда не жило.

В.: И сейчас не живет? Я сижу здесь в качестве трупа?

К.: Нам бы надо с этим разобраться. Давай посмотрим, откуда появляется идея о том, что это твое тело. Из какой идеи произросло представление, что есть кто-то, кто говорит: «Это мое тело».

Младенец еще не может этого сказать и не воспринимает это так. Он не думает об этом. Но примерно на третьем году жизни это начинается. Родители неустанно повторяли: «Ты Карлуша, да-да, маленький Карлуша — это ты!» До этого Карлуша и понятия не имел, что существует. Когда он начал говорить, сначала он сказал: «Карлуша  хочет пить, Карлуша сходил на горшок, Карлуша очень милый». От третьего лица.

Идентификация «я» с телом еще не была реальностью. Но затем он наконец говорит: «это я», «это моя рука, моя нога», и начинает чувствовать себя за это ответственным.

В.: Раз идентификация с телом — это ошибка, и раз ее вдолбили в голову, значит, я так же могу от нее избавиться?

К.: Вопрос в том: кто должен избавиться от этого?

В.: Ну я, наверное? Больше некому.

К.: А кто этот «я»?

В.: Тот, кто ощущает тело. Если кто-то причиняет мне физическую боль, то это больно. Причем мне.

К.: Тогда у тебя феномен боли.

В.: Если тебе угодно так выразиться. Мне же просто больно. И мне это не нравится.

К.: Хорошо, сознание получило информацию о боли. И оно реагирует на нее. В этом нет ничего неправильного. Без представления о том, что это «твоя» реакция и что это «твоя» боль, это просто всего лишь игра энергий.

В.: Игрой я бы это не назвал. Я абсолютно уверен, что это моя боль!

К.: И единственное, что может вытащить тебя из этой дилеммы, это познание — то, что ты есть, находится до этого представления о владении телом.

В.: Хорошо, я хочу найти выход из дилеммы. Как мне это познать?

К.: Просто увидев: ты — это то, что познает, а не нечто, что может быть познано. Все, что ты можешь познать, является объектом. Этим ты не можешь быть. Как и тем, кто по утрам выпрыгивает из постели или просыпается в качестве «я»-идеи в теле, — им ты не можешь быть. Потому как, он тоже объект восприятия, он тоже есть нечто, что ты можешь познать. Но ты есть не то, что познаваемо, а то, что познает.

В.: Да, да, но именно это я не могу познать!

К.: Это познание, восприятие, которым ты являешься, просто есть. И в этом восприятии возникает некто, кто задает вопрос. Но он - сам лишь объект. Он не может познать то, чем являешься ты. Да и не должен. Восприятие, которым ты являешься, просто было всегда. Восприятие, в котором все это возникает: оно есть твоя Реальность. Восприятие, чистое и ясное в самом себе. Которое есть то, что называют Оком Бога.

В.: Звучит хорошо. Но я что-то не могу понять. Все, что я вижу как живое, на самом деле вообще не живет?

К.: Это появляется в восприятии. То есть, оно зависит от восприятия. Оно зависит от познающего. То есть, оно не имеет независимого существования. Оно появляется — это только кажущееся явление.

В.: Поэтому это менее реально?

К.: Реально восприятие. Реальна Осознанность. То, что в этом появляется, — лишь видимость. Хорошая погода, плохая погода, возлюбленный и враг, жертва и преступник, эйфория и одиночество, банкротство и лотерейный выигрыш, рукопожатие и рукоприкладство, мир и война.

В.: При плохой погоде я промокаю. Если взять безобиднейший пример.

К.: Пока ты думаешь, что ты рожденное, заключенное в тело существо, одинокое существо в мире, отделенное от других, которые могут причинить тебе боль, — до тех пор ты находишься в состоянии войны с миром. До тех пор ты находишься в состоянии войны даже с самим собой. До тех пор ты все время опасаешься, что с тобой может что-то случиться. И из страха, что с тобой может что-то случиться, ты хочешь создать себе ощущение безопасности и преимущества. Тогда ты лучше навредишь другому. Тогда, в случае крайней необходимости, ты убьешь кого-нибудь. Ты действуешь из страха. Из страха, что есть второе, враждебный окружающий мир.

В.: Как мне познать, что я не есть заключенное в тело одинокое существо?

К.: Направив осознавание на осознавание. Не на то, что бродит в виде феноменов перед твоим внешним или внутренним зрением. Не на то, что возникает в твоем восприятии. А на само восприятие.

В.: Хорошо. Тогда я тебя больше не буду слушать, поскольку ты ведь тоже только явление в моем восприятии.

К.: Ты меня так и так не слушаешь. Ты в любом случае слушаешь себя самого.

В.: И десять евро за вход я точно так же даю самому себе.

К.: Верно! И это становится еще более ясным, когда ты даешь двадцать или пятьдесят евро. Попробуй. Возвышай себя потихоньку до просветления.

В.: Но оно же наступит, когда я стану совсем пустым.

К.: Но только, пожалуйста, не становись совсем пустым здесь и сейчас. Серьезно: ты не есть тело, которое дает или забирает, и не разум, который находит это удручающим или возлагает на это надежды. Все это ты воспринимаешь. Но само восприятие существовало всегда, до того, как возникло что-либо воспринимаемое. И только это восприятие, или назови его неусыпностью или осознанностью, есть то, что есть ты. До того, как утром тело просыпается и «я» заявляет о себе и констатирует: я есть это и должен то, — до того эта осознанность уже существует. И знаменитый вопрос «Кто я?» как раз направлен на то, что существует до того. До воспринимаемого. До «я». Так далеко он направлен. На эту тайну Бытия, которая непостижима. Но это есть ты. И возникает ли в этой дали естественная или искусственная смерть, не затрагивает то, что ты есть.

В.: Ты сказал: до того, как утром тело просыпается, и до того, как «я» заявляет о себе.,. То есть это означает, что между просыпанием и «я»-сознанием зияет своего рода брешь, в которой истина присутствует в совершенно чистом виде.

К.: Только в одной бреши?

В.: Нет, истина, конечно, всегда здесь, но тогда, наверное, ее наиболее легко распознать.

К.: Но не тебе. В лучшем случае твоему будильнику. «Это же чистая истина!» — думает он, когда видит тебя спящим. «Это просветление!» — незадолго до того, как ты проснешься. Но затем ему нужно прозвенеть, тело вздрагивает и — бах — просветление исчезло. Вместо него — ты.

В.: Каждый день одно и то же разочарование.

К.: Но только для твоего будильника и для твоей жены.
То, что ты есть, это не затрагивает.

продолжение....

ДЛЯ ЧЕГО ПОЛЕЗНА МЕДИТАЦИЯ

Вопрос: Для чего полезна медитация?

Карл: Ни для чего. Медитация — это то, что ты есть. Ты медитирующий, который медитирует на самого себя, воспринимая самого себя в каждый момент. Бытие медитирует на само себя. Это то, что ты есть: медитация.

В.: Я скорее имею в виду то, что делаю. Когда я сажусь и двадцать минут медитирую.

К.: Это не медитация. Это идея об улучшении себя. Это попытка что-то контролировать. Стремление медитативно двигаться в гармонии и тем достичь самопознания. Это попытка привести в гармонию что-то, что уже давно есть совершенная гармония. Идея «я должен что-то гармонизировать» — идея отделенности. Это идея того, что ты стоишь снаружи и знаешь лучше других. За этим кроется «я», которое как тайный Бог хотело бы подлечить творение. Улучшитель мира, который вынес свое суждение о мире, и это суждение звучит: плохой, мог бы быть лучше, должен быть улучшен и причем мной. Каждый человек — это такой улучшитель мира, маленький бог такой, который лучше знает, каким должно быть Бытию. В этом отношении медитация входит в репертуар идей об улучшении. До тех пор пока «я»-идея господствует, существуют всевозможные идеи религии, правильного пути, практик, техники, медитации.

В.: Медитация для меня просто нечто ценное.

К.: Каждый медитирующий думает, что делает для себя что-то особенное, и это нечто духовное и необычное, что имеет большую ценность, чем чашка кофе. Но эта медитация или меди-тактика — тактика, чтобы что-то контролировать.

В этом нет ничего особенного. При намазывании хлеба ты контролируешь масло, для того чтобы оно было равномерно намазано на хлеб. Это похожая функция. Ты гармонизируешь хлеб, равномерно намазывая на него масло. Хорошо, продолжай это делать. И обо всем остальном не волнуйся, потому что гармонизация присутствует в каждом моменте. Бытие гармонизирует себя постоянно. Даже когда в этот момент ты как раз не смотришь или не помогаешь. Оно бесконечно приводит себя в соответствие с самим собой путем вариаций, в том числе и в намазывании хлеба и даже в медитировании.

В.: Я считаю эту технику полезной!

К.: Она бесплодна. Нестабильна в себе. Ты врачуешь и врачуешь, и ничего не выздоравливает. Ты не можешь сделать здоровее то, что абсолютно здорово. У Бытия никогда ни в чем не было недостатка.

В.: А если я считаю что-то в моей жизни стоящим изменений?

К.: Я только предлагаю тебе посмотреть: ты определяешь себя как маленького гнома, «я»? Или ты есть то, что ты есть? Ты всегда можешь увидеть, приносит ли тебе удовлетворение Единое или — или ты воспринимаешь себя слишком серьезно в качестве гнома? И не становится ли для тебя постепенно вес ноши несколько тяжеловат? Посмотри на себя. Ты являешься тем, что есть бесконечная Легкость и Гармония? Или маленьким гномом, который думает, что должен вынести мир?

В.: У меня есть выбор?

К.: Нет, однако воспользуйся им!

ПОДГОТОВКА К ПРОБУЖДЕНИЮ

Вопрос: Иногда я позволяю мыслям проходить мимо, как толпе людей, кто-то бросает взгляд, кто-то нет. Это медитация. Таким образом я достигаю замечательно расслабленного состояния. Может это быть подготовкой к пробуждению?

Карл: Существует только подготовка к себе самому. Как только ты приходишь в мир, ты тоскуешь по себе самому.
Пока идея жизни является твоей реальностью, ты тоскуешь по чему-то по другую сторону от нее. По чему-то, что не обусловлено пространством и временем, по жизни, которая есть свобода. Это тоска здесь, как только ты открываешь глаза. Тоска по блаженству направила все твои шаги. И каждый шаг — это подготовка к последнему шагу, который ведет в Ничто, в пропасть, в эту тайну.

В.: Но, возможно, существуют шаги, которые приводят к этому напрямую?

К.: Существуют ли особые шаги и дороги? Нет. Каждый шаг — это особый шаг к самому себе. Каждый вздох. До тех пор, пока он не станет последним. До тех пор, когда «я» больше не будет дышать, но будет вдыхаться.

Существуют шаги, но нет особенных. Просто доверься тому, что ты делаешь, потому что тоска поведет тебя, так или иначе. Я знает лучше, чем любой учитель или еще кто-то, как найти путь к себе. Исхода нет. Ты не можешь пройти мимо самого себя!

В.: Однако то, что я читаю определенные книги или прихожу к тебе, тоже ведь часть этого.

К.: Не думай, что одно является чем-то большим, а другое — меньшим. Существует только качественная сторона Я, которая ведет к самой себе.

В.: Но то, что я прихожу сюда и что читаю книги, происходит из желания снова найти себя или найти Я.

К.: Я в заблуждении, в качестве маленького «я» ищет то, чем оно является в своей целостности. Однако оно ничего не может сделать. Потому что оно никогда себя не теряло! Ты можешь найти только то, что потерял. И ты можешь вспомнить только то, что забыл. Но ты ничего не потерял, поэтому ты ничего и не найдешь. И ты ничего не забыл, поэтому ты так же ничего и не можешь вспомнить. Каждая попытка прийти к абсолютному знанию внутри относительного знания остается милой попыткой. Все, что ты делаешь, чудесно, но это ни к чему не ведет. И, тем не менее, каждый шаг, который делает Я, неизбежно ведет к Я! Однажды оно пробуждается и видит, что никогда не теряло себя. Более ничего. Это не нахождение. А просто осознание, что то, что ищет, никогда не найдет, потому что само есть то, что ищет.

МОЖНО ЛИ ПРАКТИКОВАТЬ РАССЛАБЛЕНИЕ?

Вопрос: На меня покой, который я испытываю во время медитации, оказывает благотворное действие. Ты начнешь мне объяснять, что в этом что-то неправильно?

Карл: Все шаги правильны. Каждый ведет тебя к самому себе. Ты не сможешь пройти мимо самого себя. Не важно, куда ты идешь, ты встретишь только самого себя. Ты можешь медитировать как угодно, отвернуться от своего учителя, присоединиться к ашраму, покинуть ашрам, учиться на аватара или разрушить весь курс, ты можешь изображать Бога или дьявола, во всем этом нет ни вреда, ни пользы. Это все прекрасно.

В.: Значит, буду продолжать медитировать.

К.: Я бы никогда не сказал: прекрати. Да, продолжай. Что бы ни делал организм тело-ум, именно для этого он и создан. Ради этого опыта. Для того чтобы этот опыт был возможен, должно произойти именно это. Это всегда абсолютно правильно. Даже когда это неправильно. Даже если двадцать лет подряд ты делал это, а то пропустил: все было как раз правильным.

В.: Я это, конечно, делаю, потому что становлюсь более спокойным.

К.: То, что ты есть, не может стать спокойнее, чем оно есть. И то, что якобы становится спокойнее, является только идеей. Мыслью, которая представляет себе движение к покою. Но это ничего не меняет. Осознавай то, с чем ничего не может произойти. И что само не имеет никакой силы. Что является совершенным Бессилием. У чего никогда не было никакого намерения. Чему не требуются никакие изменения. Все, что требует изменений, есть мысль, идея, фантом.

В.: Ты имеешь в виду, что медитация ничего не меняет?

К.: Мысль может изменяться тысячу раз. Фантом в сознании может развиться до уровня величайшего аватара и слоноголового бога и все равно остается одинок и страдает от своего одиночества, и ищет, и тоскует, и чувствует, что должен что-то делать.

В.: Но и без головы слона — можно же делать что-то для расслабления?

К.: Напряжение так же хорошо, как и расслабление. То, что может напрячься, не есть то, чем ты являешься. И тем, что может расслабиться, ты тоже не являешься. Ты есть то, что вечно расслаблено. И к относительному напряжению и расслаблению это не имеет никакого отношения.

В.: С твоей просветленной точки зрения это, может быть, и выглядит так. Но с моей точки зрения, между напряжением и расслаблением существует пара различий.

К.: Это просто вариация восприятия. Кто переживающий? Как может то, что он переживает, изменить или повлиять на него? Ты имеешь в виду, что я смотрю со своей точки зрения, а ты со своей? Оба смотрят и являются одним и тем же. Что смотрит здесь и что смотрит там? В чем разница? Я, которое якобы смотрит с просветленной позиции, прекрасно смотрит с якобы непросветленной. Это то, что ты есть. В чем разница между нами?

В.: Я полагаю, ты говоришь от лица Истины, а я нет.

К.: Ничто из того, что я до сих пор сказал, не является истиной. Истину невозможно познать, невозможно знать, невозможно выразить. И ей также не нужен тот, кто ее познает.

В.: Жаль. Но я все же буду продолжать медитировать.

К.: Ты не можешь делать ничего другого. Потому что ты есть сама Медитация.

ОТ СБОЯ К ГЛОБАЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ

Вопрос: Мне ясно, что истину невозможно познать посредством «я». Но в медитации «я» исчезает. Или оно становится истиной.

Карл: Нет. Человек — это лишь объект переживания! Как может объект стать тем, из чего он состоит? Ледяная сосулька тает. Это вода. Она всегда была водой. Она не становится водой, а просто вода принимает другую форму. Так и Бытие. Вода остается водой, хотя и принимает другую форму. В качестве сосульки не становишься Сутью. В качестве сосульки ты ничего не можешь достигнуть. Но то, что ты есть, может достичь всего и принять любую форму. Это уже все! В идее отделенности кроется ложное представление. Чистое Сознание принимает бесконечное множество форм и всегда остается Сознанием. Но форма никогда не станет тем, из чего она состоит, то есть Сознанием. Она всегда будет только отражением. Познай, что ты являешься этим «я есть», этим чистым Сознанием. Затем ты даже уйдешь за это «я есть». Там находится чистое «я». А затем — уже без «я» — Совершенство. Но, наверное, сначала лучше шаг за шагом. Сначала давай-ка в «я есть»!

В.: Ты иди впереди, а мы за тобой.

К.: Ты можешь остаться сидеть. Что возможно в относительности, так это быть тем, что существует до познающего, познания и познанного. То, что приходит и уходит, возможно рассматривать как мимолетное. Видеть: это не есть ты. «Neti, neti, neti» — ни это, ни то, ни другое. Что приходит и появляется, исчезает. Ты есть то, в чем все появляется и исчезает. Это медитация. Для этого не требуется усилие. Это простота. Это отсутствие усилия. Когда ты есть то, что ты есть, это никогда не является усилием. Я указываю на это: ты не можешь быть всем тем, для чего тебе надо делать усилие. Все, для чего ты должен специально что-то делать, не может этим быть. То, что ты есть, полностью присутствует безо всякого усилия.

В.: Но я работаю и должен прикладывать усилия, чтобы чего-то добиться...

К.: То, что ты есть, никогда не прикладывало усилий и никогда не будет их прикладывать. Все происходит само. Ты — не то, что прикладывает усилия. Это часть проявления. Тем, что ты есть, никогда ничего не было сделано или не сделано. Все всегда делалось само. Все это самодельно. И когда ты познаешь, что все самодельно и все само появляется и само исчезает, кому здесь тогда еще напрягаться? Кому еще нужно что-то делать?

В.: Явно не мне.

К.: Только Я может освободить само себя. Ничто из того, что находится во времени, не может сделать Я тем, что оно уже есть. Таким образом, только Я может пробудить само себя. И это не пробуждение, это просто то, чем оно само является. Ни одно действие и ни одна медитация не могут достичь того, что под силу одному Я.

То, что пребывает во времени, не может намеренно сделать что-то, чтобы чего-то достичь. И тем не менее, каждый шаг, который случается во времени, всегда является шагом к себе. Только его никогда не сделал кто-то.

Никогда шаг вперед не был сделан кем-то. Если уж на то пошло, все это сделало Я, ничего при этом не делая. Оно всегда шагает к самому себе. И оно никогда не может пройти мимо себя. То есть все, что делает Я, ведет к нему самому И при этом не существует ничего специального.

То есть, не существует медитирования, которое ведет к себе больше. Или этого намазывания хлеба или просмотра телевизора, которые ведут к себе меньше. Все это есть именно то, что ведет тебя к самому себе. Не существует специалистов по Бытию. С этой точки зрения я знаю не больше, чем все остальные. Я знаю только, что я есть, что есть Бытие. А все остальное — спекуляции. Я знаю не больше, чем ты.

В.: Я сбит с толку.

К.: Восприми это как небольшой сбой. Это все сплошные маленькие сбои до тех пор, пока не произойдет глобальная катастрофа. Тогда Я познает само себя и то, что «я» просто никогда не было. Это глобальная катастрофа «я». В самопознании оно полностью исчезает.

Ядерный синтез — из всех частей получается то, чем они являются по своей сути. На этом части прекращают свое существование. В огне этого осознания исчезает все относительное. В этом самоосознании относительная идея больше не может удержаться. Всё относительное сгорает, и всякая идея отделенности или неотделенности исчезает.

В.: С этим я бы с удовольствием еще подождал немного.

К.: Да, и этого ты тоже не можешь.

продолжение....

ТЕМНАЯ НОЧЬ ДУШИ

Вопрос: Обязательно ли перед так называемым пробуждением проходить через «темную ночь души»?

Карл: Или нельзя ли полегче?

В.: Ну да, если нет необходимости...

К.: Сначала ты определяешь себя как «я» со свойствами и историями, которые ты называешь своей личностью. Напротив, похоже, независимо от тебя, существует мир. В нем ты принимаешься за поиски. Ты ищешь объекты, которые могли бы дать тебе удовлетворение. Обстоятельства, в которых ты почувствуешь себя счастливой. Ты прилагаешь усилия и ищешь, и ищешь до тех пор, пока не перестаешь искать. Потому что однажды поиск прекращается. Не потому, что ты так умело его провела. Он просто прекращается. В какой-то момент появляется осознание, что нет смысла искать в объектном. Ты понимаешь, что в нем ничего не найти. Тогда возникает пустота — в тебе, в мире, — и ты воспринимаешь ее, возможно, как депрессию. В этой депрессии, в которой ничего не может тебе помочь» ты поворачиваешься. Ты смотришь на то, что пребывает до этого мира.

В.: И это прорыв?

К.: Ты не имеешь к этому никакого отношения. Мы говорим о сознании. Поначалу сознание ищет себя в объективности, в мире, и познает: мир и объекты не могут удовлетворить то, что я есть. Они виртуальны.
Они обнаруживают свою мнимость. И сознание просто становится недвижимым. В этой недвижимости оно осознает само себя. Это чистое Осознание: более нет никакого второго. Более нет никакого интереса к миру.

В.: У меня, к сожалению, все еще есть интерес к миру.

К.: Тебе не нужно сожалеть об этом. Этот полный отказ от объектного, от всякого поиска, невозможно организовать. То, что остается только Осознанием, потому что сознание высвобождается из мира и направляется на себя: это ты не можешь ускорить или предотвратить. Это происходит само.

В.: По сути я знаю, что там, в мире, искать нечего. В медитации я всегда замечаю: собственно говоря, ничего не нужно.

К.: Если бы ты отказалась от всего, пользы бы от этого не было. Нет гарантии, что через твою медитацию или поиск что-то может случиться. Даже если ты сделаешь все, хозяйственной выгоды это не принесет. Если ты полностью познаешь, что не существует выгоды, которую можно получить путем делания или неделания, то это будет хорошо.

В.: Вот уж ценное указание!

К.: Как замечательно, что я смог предоставить тебе эту маленькую выгоду.

СТРАХ И БЕССМЫСЛЕННОСТЬ

Вопрос: Мое переживание на сатсанге порой мистично, божественно. Но когда я остаюсь одна, то убеждаюсь, что ничего не смогла взять с собой. Тогда я испытываю страх перед бессмысленностью.

Карл: Как ты это ощущаешь?

В.: Это телесная энергия, сатсанг опьяняет меня. Это божественное опьянение. Все остальное — только страх. Как если бы я была трезва.

К.: Это тяга к себе. Любая тяга к чему-либо — это самозависимость. С наркотиком или без него. Я — это цель. Тоска по Я — корень.
До тех пор пока ты полностью не являешься тем, что ты есть, пока у тебя таким образом еще есть идея об отделенности, эта тяга остается. Во время бесед или сатсангов она на какое-то время ослабевает, потому что отделенность временно исчезает. Ты переживаешь опыт единства. Существует фаза привыкания, своего рода инициация в общее бытие. Ты больше и больше перемещаешься на эту сторону. Ты вступаешь в то, что неназываемо и куда никто не может войти. Беседы держат дверь открытой. Здесь есть только открытость. Полем Будды называют это буддисты. На какое-то время появляется возможность пребывать без «я». Отсутствие «я» восхитительно. Отсутствие «я» — это блаженство. И это вызывает зависимость. Но как попасть туда, если каждое желание попасть туда препятствует этому? Как прийти к отсутствию желаний? Какой шаг может привести в отсутствие пространства и времени?

В.: Это ты мне должен сказать!

К.: Это абсолютная беспомощность, что здесь, что там. И я не могу дать тебе надежду. Случится так, как случится. Пока это полностью не исчезнет. Пока восприятие не освободится целиком от воспринимаемого. Это процесс, в котором восприятие, привязанное к воспринимаемому, снова освобождается. Когда это случится, знает только восприятие. Не существует опосредованного знания. Нет шагов. Это просто самопогружение.

В.: До тех пор это для меня погружение в ужас.

К.: Здесь есть возможность почувствовать приятие. Приятие Сейчас. Здесь есть возможность погрузиться в него без того, чтобы оно вызывало ужас. Без борьбы и сопротивления оно просто высвобождается. Контролер на какое-то время успокаивается и погружается в нечто немыслимое.

НАДО ЛИ МНЕ ПРОХОДИТЬ ЧЕРЕЗ АД?

Вопрос: Какую ценность имеет схождение в ад до воскресения Христова?

Карл: Для кого?

В.: Вообще.

К.: Всегда спрашивай только, что это значит для тебя. Единственно важным является то, что ты есть. Не ценность для других, или для общества, или всего человечества. Будь абсолютно самопристрастным. Не принимай ничего, только то, что ты есть. Решающим является не мнение других, а Здесь и Сейчас — то, что находится с тобой. Не то, сколько людей принимают тебя или разделяют твое мнение. Количество одобрения абсолютно ничего не значит. Тебе нужно твое собственное абсолютное одобрение. Оно не должно зависеть от общего одобрения. Дело только за тобой.

В.: Тогда совершенно конкретно: должен ли я, чтобы пробудиться, проходить через ад?

К.: Ты ничего не должен, но ты делаешь все.

В.: Коротко и ясное мне бы хотелось следовать по мягкому пути, Я не хочу пережить ад.

К.: Божественная Воля свершается всегда. Когда ты есть то, что ты есть, происходит все, потому что это возникает из тебя. Но если ты рассматриваешь себя как «я», тогда то, что ты хочешь, не происходит никогда. В таком случае всегда происходит только то, чего хочет Источник, никогда то, чего хочешь ты. Всегда случается то, чего ты хочешь в своей Сути, никогда то, чего ты хочешь в качестве «я».

В.: Моя Суть планирует иначе, чем я, — значит, я могу забыть о собственной воле?

К.: Это называется: дьявол создал свободную волю, чтобы овладеть тобой. Поскольку свободная воля является идеей того, что ты существуешь отделенным. Это дьявольская идея. Только когда ты есть в качестве отделенного, существует свободная воля, совесть, ответственность, только тогда существуют все эти адские чары.

В.: Как мне выйти из этого?

К.: Ты не можешь их избежать. Вся суть Махабхараты, Библии индусов, — это приятие ада. Совершенное приятие страдания. В этом приятии исчезает всякое представление об аде и небесах.

Но пока есть кто-то, кто бы хотел попасть из ада на небеса, кто вообще бы хотел убежать или повернуть какую-то ситуацию к лучшему, до этих пор «я» остается реальным. И пока «я» с его идеями спасения и силы воли реально, до тех пор реален ад.

В.: Но спасение все-таки есть?

К.: Пока ты хочешь спастись, ты остаешься в плену. Желание спастись, желание убежать означает: хотеть избежать самого себя. Это невозможно. Даже если ты сто раз убьешь себя, ты все еще здесь. Ты не можешь убежать от того, что ты есть. Это ни у кого не может получиться. Я могу только показать тебе совершенную безнадежность этой попытки. И когда ты полностью познаешь, что ты не можешь убежать, что ты даже не можешь убежать от попытки убежать, тогда не может быть никакого выхода «наружу», потому что нет никакого «внутри»!

В.: Черт возьми.

К.: Это только игра. И ты - Сознание, которое играет каждую роль, самую маленькую и самую большую, в том числе и главную.

В.: Ну, тогда я могу не жаловаться.

К.: Нет, этого тоже не можешь!

СОЗНАНИЕ — САМА НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ

Вопрос: Раньше я тосковал по пробуждению. Теперь я ощущаю, что с удовольствием сделал бы паузу, но, похоже, не получается.

Карл: Если тебя больше ничто не может удовлетворить, кроме того, что ты есть, тогда просыпается необусловленная воля. Не твоя воля. Это не личная воля. Это совершенно безличностная динамика, которую невозможно вывести из твоей личной истории, и логика, которой ты не понимаешь.[[b]/b] Ты больше не знаешь, что происходит. Более мощная сила вступает в права. Она зверь, который вырывается из тебя. Сознание — сама непредсказуемость. То, что происходит с тобой, невозможно вычислить и предвидеть. Оно не следует никаким условиям.

В.: Звучит таинственно.

К.: Ты и есть тайна. Это называют Милостью, когда просыпается то, что, казалось, до этого спало. Оно осознает само себя — и больше не допускает ничего другого. Больше ничто не может принести удовлетворение. Только Это находится в фокусе. Все остальное делается плоским, серым, бессмысленным. Что я здесь еще вообще делаю? Это депрессия. Это ужас.

В.: Депрессии возникают неизбежно?

К.: Под депрессией я имею в виду появление пустоты. Это неизбежно. Депрессия — это когда в личности возникает пустота. Когда ничто: ни форма, ни человек, ни мысль — не может больше сделать счастливым. Жизнь становится абсолютно бессмысленной. Да, это возникает, всегда.

В.: А связанные с этим чувства?

К.: Чувства — это вибрации и мысли. Назови их меланхолией, скорбью, депрессией. Так они называются по общественной договоренности. Но это исключительно вибрации. Чувства — это энергетические вибрации в теле. Энергия, ставшая формой. Тебе нет нужды об этом беспокоиться.

В»: Я представлял себе пробуждение более приятным.

К.: Когда нисходит Милость, многие пытаются убежать. Так они себе это не представляли. Так безжалостно милостиво. Так неумолимо. Настолько всеотнимающе. Тебе ничего не дают, у тебя все отнимают.

В.: И жизнь больше не имеет смысла?

К.: Бессмысленность — это одновременно свобода ото всякого представления. Любая надежда и любой смысл, который ты придаешь миру, только лишь создают его и делают реальным. И вот ты уже зависишь от своего творения и хотел бы выдавить из него немного счастья. Теперь же твое творение снова сжимается, как долгое время натянутая и наконец оглушенная резинка. Вот и нет его, нет больше никакого представления, нет смысла, только свобода.

В.: Сожалею, но меня это скорее пугает.

К.: Когда Харилал Пунджа пришел к Рамане, он спросил: «Ты можешь дать мне то, что я есть?» Рамана сказал: «Немедленно, но сможешь ли ты это взять?» Это ведь всегда здесь. Ни одну секунду это не бывает не здесь.

Но эта легкость, эта невыносимость Бытия, ты можешь его вынести? Ты можешь принять, что не ты решаешь, что приемлемо, а что нет? Ты готов освободиться от всех различий и больше не выбирать между приятным и неприятным? Ты можешь принять то, что неприемлемо: вечное страдание двойственности как аспект твоей реализации? Ты можешь вынести вечность? Ушел ли ты настолько далеко» насколько никогда не можешь уйти? Можешь ли ты, бесконечная двойственность, вынести вечное одиночество?

В.: Поживем — увидим!

К.: Способен ты вынести одиночество? Или все, что ты делаешь, — это избегание одиночества? Потому что у тебя есть идея о том, что в одиночестве ты не можешь существовать и нуждаешься в чем-то втором, чтобы ты мог быть и жить? Или же в одиночестве больше вообще нет никакого другого, даже тебя нет как одного? М-да, кто может вынести такое? Ты можешь вынести мысль о безмыслии? Или тебя это ужасает?

В.: Ужасает.

К.: Но ничего другого тебе не остается, кроме как всё принять. Ты это и делаешь. Ты уже есть это. Ты есть приятие неприятия. Ты есть Сущность приятия и неприятия и тем самым абсолютное приятие. Пробуждение часто описывают как смену отождествленного сознания на неотождествленное. Но в обоих случаях все еще есть кто-то, кто отождествляет себя — пусть даже с неотождествленным сознанием. Ты же есть пустота пустоты. Ты есть наполненность наполненности. При всех обстоятельствах ты есть, что ты есть. Ты ни форма, ни не-форма. Ты есть до всех этих идей. В том числе и то, что является Сознанием, не есть то, что есть ты. Ты есть то, что есть Сознание, но ты - не Сознание.

В.: Сдаюсь.

К.: Кто бы мог сдаться?