К вопросам о самореализации

Объявление

Форум переехал ----> https://selfrealization.info

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » К вопросам о самореализации » Поясняющие тексты » Чогъям Трунгпа Ринпоче


Чогъям Трунгпа Ринпоче

Сообщений 1 страница 10 из 15

1

http://www.shambhala.org.uk/images/vctr.gif

Чогъям Трунгпа Ринпоче   http://odessa.shambhala.info/index.php?id=2000

Из книги «Проблески Абидхармы»

СОЗНАНИЕ

"... Главным моментом, подлежащим выяснению , является
РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ «УМОМ» И «СОЗНАНИЕМ» .

В буддистской традиции ум - именно то, что воспринимает. Это не требует работы мозга; это простое восприятие, всего лишь на уровне нервной системы. Такая простая инстинктивная функция называется умом.

Санскритским термином является читта, который буквально означает "сердце", но он значит также "сущность", ту основополагающую суть ума, которая содержит способность восприятия. Это вид восприятия, названный умом, реагирующий на горячее и холодное, благоприятное и неблагоприятное и т.д., довольно непосредственен прост и тонок одновременно.

Сознание же, с другой стороны, отчетливо выражено и разумно. Это окончательно развитое состояние бытия, которое содержит все предыдущие элементы. Оно содержит все фундаментальные тонкости "ума", инстинктивные аспекты на уровне чувствования и оно включает так же паттерны мысли.

Оно включает любой вид процесса мышления. Но здесь процесс мышления происходит на подсознательном уровне, будь то дискурсивное, художественное или инстинктивное мышление.

Сознание - это тот вид фундаментального скрыто действующего качества, которое управляет из-за кулис актуальными мыслями, самскарами.

Явно выраженные (эксплицированные) мысли-(самскары) - актуальны, так сказать взрослые мысли, тогда как мысли, произведенные сознанием, - недоформировавшиеся до них.

Они действуют как своего рода подкладка. Весь паттерн психологии работает таким образом, что проявленные мысли, злые или нейтральные - не зависают, т.е. не могут существовать без какого бы то ни было контекста.

Подсознательные мысли создают контекст, необходимый для их выражения (эксплицирования). Они составляют своего рода подкладку или выстилающую текстуру, которая позволяет процессу функционировать таким образом, чтобы смогли пройти очередные мысли, соответствующие эксплицированной последовательности.
Они в некотором смысле являются чем-то вроде щепы для растопки.

Так что, в целом паттерн становится теперь весьма действенным. Теперь даже если чувствование не действует достаточно полно или если восприятие не функционирует надлежащим образом, сознание с его подсознательной болтовней может доставить недостающий элемент и поддержать весь процесс в действии.

Оно действует как некоторого рода заживание. Оно запускается на отдельной теме, а затем шлет свое послание назад к другим скандхам так, чтобы активизировать процесс восприятия, добиться хода всего механизма.

Итак, сознание составляет непосредственно доступный источник занятости для питания движения восприятия.

А медитация, представляет почти единственную возможность для остановки этого движения. Именно здесь медитация играет свою очень важную роль. Медитация обеспечивает некоторую брешь в движении мыслей самскарического типа и даже в ткани мыслей сознательного типа. Она обеспечивает пробел, который не содержит щепы для растопки, зажигания. Эта брешь создает некоторого рода хаос в психологическом процессе, хаос в механизме построения кармических ситуаций, помогающий увидеть, что лежит ниже всех этих паттернов, как проявленных, так и подсознательных. Она начинает вскрывать то, что находится внизу.

То, что находится внизу, не обязательно должно быть привлекательным. Мы могли бы теоретизировать, что согласно буддийским учениям, внизу конечно же должен быть просветленный ум. Но это не совсем так.

В данном случае внизу находится собрание, скопление скрытых подавленных мыслей.

Этот слой сходен с помраченным (подцензурным) умом, о котором мы говорили раньше, но в этот раз на уровне пятой скандхи.

Это другой банк накопившихся воспоминаний, которые были туда помещены. Любая вещь, которую вы хотите игнорировать, не хотите одобрить или которой вы стыдитесь, откладывается в этот банк замешательства - помраченный ум (ум за завесой).

Помраченный ум действует в качестве вместилища, контейнера этих скоплений. Постыдные мысли, неуместные мысли, всякий нежелательный материал откладывается там

А медитация обеспечивает ситуацию, которая выносит мысли наверх, поскольку медитация проходит прямо через паттерн мысли и касается основания помраченного ума. Таким образом, банк взламывается, контейнер вскрывается..

Вследствие этому, начинающему практиковать медитацию, скорее всего, предстоит пройти через всякого рода эмоциональные и агрессивные мысли.

Особенно те мысли приходят первыми, которые человек не хочет больше ни видеть, ни слышать. В медитации сознание действует как отправная точка. Невозможно медитировать без сознания.

Поначалу человек должен практиковать медитацию исключительно на мыслительном уровне, уровне дневных мечтаний. Это всего лишь претензия на медитацию; он делает вид, что медитирует. Но благодаря этой претензии, этому внушению, что вы практикуете медитацию, сознание трансформируется. Таким образом сеть подсознания, а также сознания постепенно прорывается. Скорость самого сознания замедляется, а затем человек проникает книзу.

Итак, можно сказать, что сознание должно иметь два аспекта - подсознательный аспект и активный аспект шести чувств и помраченного ума в действии. ... ".

ВОПРОС. Куда входит память? Всем ли скандхам она свойственна?

ОТВЕТ. Память связана с откладыванием вещей в помраченный ум. Это активный процесс, в котором сознание отбирает определенные темы и классифицирует их в особые связи, а затем передает это помраченному уму, кладет это в банк помраченного ума наряду с собранием желаемых и нежелательных мыслей, которые уже существуют там. В помраченном (зашторенном) уме находятся не только мысли, которые вам не нравятся и те, что подавлены, но и содержимое, которое вы бы желали разыграть заново в будущем для каких бы то ни было целей.

В их числе могут быть техническая информация, материалы переживания, боль и удовольствие, истерические вещи. Что бы там ни было, это подбирается сознанием и вкладывается в банк помраченного ума.

ВОПРОС. Почему это должен быть "помраченный" ум? Почему он не может быть просто умом?

ОТВЕТ. Это просто ум, но ум не может выжить без связи с чем-то, без отношения к тому или этому. Ум ничего не значит, если нет никакого контекста относительности.

Таким образом, тот контекст относительности, который необходимо сохранять для выживания, тот процесс поддерживания его паттерна плотности и есть неуверенность, есть замешательство.

Процесс поддержания чувства относительности и есть то, чем является заблуждение.
Потому что, чтобы удержать что-то для будущих целей, или же чтобы скрыть это от видения, мы должны сложить это в страну без людей, в пространство нерешенного. Мы должны убрать это из теперешнего фокуса ясности. Это и есть помраченный, затемненный ум, который не имеет четко очерченных границ этого относительно того, но является обычно просто источником замешательства.

ВОПРОС. Что выполняет ту сортировку, которая подавляет вещи так, что они входят в собрание запрещенного?

ОТВЕТ. По-видимому сознание выбирает нечто, а затем передает самскаре (бессознательным впечатлениям), а та отсылает это восприятиям и чувствам, а потом это обрабатывается и в конце концов посылается обратно в банк.

Сознание как бы сортирует работы по полочкам. Оно подбирает впечатление и передает его туда, где оно начинает разжевываться.
Недостаточно только подобрать его, оно должно быть в некотором смысле очищено, оно должно пройти обработку всеми скандхами
.

ВОПРОС. В медитации вы ловите какую-нибудь мысль, тревожащую мысль, из этого банка. Что происходит потом с мыслью? Возвращается ли она обратно в банк? Сгорает ли она? Исчезает ли она навсегда? Разрешается ли она когда-нибудь?

ОТВЕТ. В большинстве случаев мысли не разрешаются, поскольку отпечаток мысли, пойманной вами, все еще остается в помраченном уме, некоторый вид копии ее там остается.

В некоторых случаях, например, во время медитации, [/b]если мы относимся к мыслям как к незначащим, т.е. если мы не раскладываем их по категориям любого вида, в этом случае они более не переносятся назад через скандхи. Они не проходят снова процесса (обработки), так что они зависают на уровне сознания и в конечном итоге они распадаются.

Это путь разрешения мыслей посредством полного неоценивания.[/b] Поскольку нет оценки, скандхи не функционируют. Они не знают что делать с неоцененной мыслью, потому что их язык - язык двойственности и оценки. Вот почему они держат мысль в банке.

ВОПРОС. Таким образом непосредственная работа состояла бы в стирании (содержимого) помраченного ума через некий процесс объективации?

ОТВЕТ. Это чрезвычайно долгий процесс. В конце концов банк истощится, но тем временем нам приходится так же продолжать накопление.

ВОПРОС. Это звучит, как если бы дуальность имела свой собственный встроенный паттерн, где эго только его часть. Другими словами, из того, что вы говорите, получается, что это не эго выбирает и укрепляет только ради его собственных интересов, но кажется, что такого рода отбор и укрепление свойственны природе самой дуальности.
Это как если бы скандхи просто автоматически отбирали и сортировали подобным образом без какого-либо особого интереса.

ОТВЕТ. Да, они являются скорее рабскими, чем разумными. Им была задана работа в соответствии с их природой и они лишь реагируют согласно этому.

ВОПРОС. Имеется ли какой-нибудь способ работы с помраченным умом помимо медитации?

ОТВЕТ. По-видимому, никакого другого пути нет совсем. Чтобы освободиться от паттерна помраченного ума мы должны создать хаос в эффективном механизме сознания, а ничто не может это сделать кроме абсолютного ничто, что и есть медитация. Кажется, это единственный способ.

ВОПРОС. Есть ли смысл во время медитации сделать некий положительный шаг в работе своего ума?

ОТВЕТ. Видите ли, медитацию не следует рассматривать как обучающий процесс. Ее нужно рассматривать как процесс переживания.

Вам бы следовало не учиться из медитации, а стараться почувствовать ее. Любая тенденция классифицировать то, что происходит во время медитации, как обучение, есть препятствие к медитации.

Это так же применимо и к экзотическим техникам. Они так же являются препятствием, потому что, когда вы используете технику с привкусом экзотики, вы больше осознаете технику, чем ее применение. Так что любая техника, использованная в практике медитации, должна быть чисто функциональной без приписывания ей чего-то сверх.

ВОПРОС. А как насчет отражения природы нашего ума или, точнее, просто вида узнавания его?

ОТВЕТ. Это скорее подобно созерцанию, когда подробно останавливаешься на чем-то и повторяешь это снова и снова. Это означает, что вы имеете объект, над которым вы работаете, и отдельного себя. Это становится видом частного шоу. Вы кончаете тем, что устанавливаете отношение этого к тому, себя к предмету рассмотрения. Но медитация - это акт недвойственности. Техника, вами используемая, не должна быть отдельной от вас; это - вы, вы есть техника. Медитирующий и медитация - одно. Сюда не включено отношение.

Практика созерцания затрудняется тем, что сюда всегда вовлекается отношение, некоторого рода критерий.

Во всяком случае, это на самом деле не отсекает корня невроза. Корень невроза - конфликт; невроз требует конфликта незнания, кто вы есть, незнания, что вы делаете или как вы относитесь к вещам. Невроз нуждается в разыгрывании этой игры конфликта.

Поэтому как только обеспечивается какой-либо ресурс для разыгрывания игры, такой как некий предмет темы, как только представлен некоторый предлог, вы будете продолжать и продолжать игру.
В действительности не имеет значения, делаете ли вы в утонченной духовной манере или обычным образом. Это все еще игра. (не медитация)

ВОПРОС. В искусстве имеются техники, которые усваиваются с целью преодоления техник, чтобы суметь добиться прямого переживания. Меня интересует, есть ли помимо медитации какие-нибудь другие техники, о которых вы могли бы сказать, что они могут помочь человеку таким образом , какие-нибудь средства открыть себя или подойти ближе к бытию?

ОТВЕТ. В дополнение к сидячей форме медитации имеется медитационная практика в повседневной жизни панорамного осознавания. Этот особый вид практики связан с идентификацией с видами деятельности, в которые вы вовлечены. Эту практику осознавания можно было бы применить к искусству или любой другой деятельности. Это требует уверенности. Любой вид деятельности. Это требует уверенности. Любой вид деятельности, который требует дисциплины, так же требует уверенности. У вас не может быть дисциплины без уверенности, иначе это становится мучительным процессом. Если вы имеете уверенность в том, что вы делаете, когда вы реально контактируете с вещами, которые вы используете, с материалом, которым вы пользуетесь. Работая таким образом, личность не заботится о том, чтобы производить шедевры. Она просто погружается в вещи, которые делает. Так или иначе идея шедевра неуместна. Шедевр, совершенная работа искусства, приходит как побочный продукт этого процесса идентификации с тем, что вы делаете. Вам не следует слишком сильно беспокоиться о создании шедевра.

ВОПРОС. Я бы хотел выяснить относительно полноты внимания (mindfulness) и осознавания (awareness). Практикуется ли это при выполнении повседневных дел, простых вещей? И является ли тот момент, когда забываешь, что делаешь и погружаешься в дневной сон, моментом, когда следует начать практику осознавания?

ОТВЕТ. В полноте внимания имеется весьма определенная энергия; замечается каждое движение, каждая мгновенная деталь. В случае практики осознавания вы имеете общие очертания того, что вы делаете, которые охватывают, естественно, и детали. В практике осознавания в повседневной жизни в некоторый момент блуждающий ум как таковой, сам ум дневного сна, обращается в осознавание и напоминает вам. Если вы совершенно одно с идеей осознавания как очень близкого (вам), это - истинная практика. То есть, это так, пока ваше отношение к идее осознавания очень простое и пока ваше осознавание связано с практикой сидения. В надлежащей практике осознавания вполне правильное отношение состоит в том, что осознавание двигается к вам, а не вы двигаетесь к нему.

Другими словами, это случается, если осознавание не захватывают, не завладевают им как собственностью. Если же вы пытаетесь присвоить и владеть осознаванием, если вы относитесь к нему как к "моему осознаванию", тогда оно удаляется от вас. Для понимания этого вам нужно актуально пережить его, а не просто прочитать меню.

ВОПРОС. Я очень увлечен музыкой и для меня искусство может иметь смысл, только если оно целиком утверждает определенное ясное качество . В этой связи я был сильно потрясен качеством, исходящим из некоторых керамических lohans, которые я видел в Западных музеях. Я бы хотел найти способ достижения такого вида утверждения в моей собственной жизни. Все остальное кажется мне таким тривиальным.

ОТВЕТ. В общем, вся идея постижения основана, конечно, на подлинном понимании вещей, как они есть. Это означает, что вы должны развивать истинное понимание, означающее понимание без прикладывания к нему других идей.

Если оно перегружено другими идеями, оно становится комментарием или интерпретацией, а не истинным пониманием. Истинное понимание - это непосредственное и простое признание, простое понимание без какого-либо критерия, привязанного к нему.

Я думаю, эта идея выражается очень ясно во многих видах японского искусства, например, в экибане.

Берется скромная ветка и просто несколько цветков, расположенных некоторым образом, и объединяются оба элемента.
Возможно, рядом с ними есть небольшой камень и очень простой фон без каких-либо сложных узоров, на котором вы по-настоящему можете увидеть подлинную безыскусность цветов. Lohan, который вы упомянули, так же имеет то же простое качество.

Он просто не имеет никаких претензий. Он только пребывает там. Это напоминает одно из дзеновских высказываний: "Когда я ем, я ем; когда я сплю, я сплю".

Это вещь того же рода. Когда вы сидите, вы действительно сидите. Просто обычно сидите. Фактически особое качество lohan исходит из того факта, что он столь незначителен, абсолютно незначим; так что обычно он сверхординарен. Из-за этой тотальной ординарности он становится особым и лучится.

http://spiritual.ru/lib/trungpa_abidharma6.html

http://www.fotoart.org.ua/albums/userpics/Lake_Wanaka_new_zeland.jpg

2

http://lib.aldebaran.ru/author/trungpa_chogyam/trungpa_chogyam_mif_svobody_i_put_meditacii/cover.jpg http://www.shambhala.org/teachers/images/zenji_portrait.jpg

Чогъям Трунгпа  Ринпоче

Часть 3. СОСТОЯНИЕ БЕЗ ЭГО

Попытки обеспечить себе счастье, поддерживать свои отношения с чем-то или кем-то — работа эго. Но такие попытки бесплодны, потому что в нашем мире, кажущемся таким прочным, постоянно обнаруживаются просветы, циклы повторных рождений и смертей, непрестанные перемены.

Чувство постоянства и прочности личности является иллюзией. В действительности такой вещи, такого явления, как эго, душа, атман, не существует. Последовательность заблуждений — вот что такое эго.

Процесс, который представляет собой эго, фактически состоит из вспышек заблуждений, вспышек агрессивности, вожделения; каждая вспышка длится лишь короткое мгновение. Поскольку мы не в состоянии удержать настоящее мгновение, постольку же нам не удержать я и мое, мы не можем придать им прочность.

Чувство себя по отношению к другим вещам, на самом деле, представляет собой мгновенное различение, вспышку мысли.

Если мы порождаем подобные мимолетные мысли достаточно быстро, то можем вызвать у себя впечатление непрерывности и прочности; данное явление подобно кинематографу: отдельные кадры следуют друг за другом так быстро, что возникает иллюзия постоянного движения.

Так мы создаем идею, убеждение в том, что наша личность и личности других людей прочны и обладают продолжительным существованием.

Поскольку у нас есть эта идея, мы манипулируем мыслями с таким расчетом, чтобы укрепить ее - мы боимся всякого противоположного соображения. Именно этот страх беззащитности и отрицание непостоянства держат нас в тюрьме.

Только благодаря признанию факта непостоянства существует возможность, существует пространство для того чтобы заново родиться, существует возможность правильно воспользоваться жизнью как процессом творчества.

Есть две ступени понимания состояния без эго. На первой мы постигаем, что я как некое прочное существо непостоянно, все время меняется; что только наши представления придали ему кажущуюся устойчивость; иными словами, я на самом деле нет. Поэтому мы приходим к заключению, что эго в действительности не существует.

Но раз мы все же сформировали это тонкое представление о несуществовании я, то, значит, имеется некий наблюдатель отсутствия я, наблюдатель, отождествляющий себя с этим отсутствием и тем самым поддерживающий собственное существование.

Вторая ступень заключается в том, чтобы видеть сквозь это тонкое представление и освободиться от наблюдателя. Иными словами, подлинное отсутствие эго есть отсутствие самого понятия несуществования эго.

На первой ступени еще сохраняется чувство, что кто-то замечает отсутствие я, на второй — не существует даже и этого воспринимающего субъекта. На первой мы замечаем, что нет неподвижного существа, ибо все обладает существованием лишь по отношению к чему-то другому. На второй ступени приходит понимание, что для констатирования и подтверждения относительности необходим замечающий ее наблюдатель, а это вводит еще одно относительное понятие: наблюдателя и объект наблюдения.

Сказать, что действительное несуществование эго есть следствие постоянных изменений, — это весьма слабый довод;

здесь мы все еще считаем саму перемену чем-то постоянным.

Отсутствие эго — это не просто идея о том, что поскольку существует прерывность, то нет ничего, за что можно было бы удержаться. Подлинное несуществование эго включает также и несуществование прерывности. Мы не можем придерживаться идеи прерывности. Фактически, прерывность не работает. Наше восприятие прерывности есть продукт неуверенности; это лишь понятие. То же самое можно сказать о любой идее единства отдельных явлений или их совокупностей.

Идея несуществования эго часто использовалась для того, чтобы затемнить реальность рождения, страдания и смерти. Проблема заключается в том, что, поскольку у нас имеется представление о несуществовании эго, а также представление о боли, рождении и смерти, мы легко можем отвлечься ими, утешиться, говоря, что страдания не существует, ибо нет я, которое переживает страдание, что не существует рождения и смерти, ибо нет никого, кто был бы их свидетелем. Это всего лишь дешевый эскапизм. (т.е. - стремление человека уйти от действительности в мир иллюзий. Часто возникает в кризисных ситуациях)

Когда выдвигалась подобная идея, философия шунъята нередко искажалась. «Некому страдать, так о чем же беспокоиться? Если вы страдаете, это, очевидно, ваша иллюзия».

Здесь перед нами просто мнения, чистые спекуляции.

Мы можем читать об этом, можем так думать, но когда мы действительно страдаем, то способны ли оставаться безразличными? Конечно нет, ибо страдание сильнее наших мелких мнений. Подлинное понимание отсутствия эго прорывается сквозь мнения. Отсутствие представления о несуществовании эго дает нам возможность во всей полноте пережить страдание, рождение и смерть, ибо тогда не существует никаких философских словопрений.

Идея здесь в том, что мы должны отбросить все исходные позиции, все понятия относительно того, что есть и что должно быть. Тогда возможно непосредственное переживание явлений в их уникальности и живости. Тогда существует обширный простор для переживания, для того, чтобы дать возможность переживанию возникнуть и дойти до конца. Движение происходит в огромном пространстве. И все, что там случается, удовольствие и страдание, рождение и смерть и т. п., не встречает препятствий, а переживается в своем самом полном аромате. Приятные или неприятные, явления переживаются в их полноте, без философских нагромождений или эмоционального отношения, из-за которого вещи кажутся удовлетворительными или невыносимыми.

Мы никогда не попадаемся в ловушку жизни, потому что существуют постоянные возможности для творчества, стимулы для импровизации. В силу какой-то иронии, благодаря тому, что мы ясно видим несуществование эго и признаем этот факт, мы можем открыть, что в страдании заключено блаженство, что в непостоянстве содержится непрерывность, или вечность, а само отсутствие эго заключает в себе качество, свойственное земле, — качество прочности существования. Но эта трансцендентная благодать, эта непрерывность и полнота существования основаны не на фантазиях, идеях или страхах.

часть 4. КОСМИЧЕСКАЯ ШУТКА

Для того чтобы преодолеть самомнение эго, нам необходимо понять, как мы определяем свою территорию и самих себя, как пользуемся своими проекциями в качестве доказательства собственного существования.

Попытки подтвердить собственную прочность вытекают из нашей неуверенности относительно того, действительно ли мы существуем. Побуждаемые этой неуверенностью, мы стремимся доказать свое существование, находя вне себя некую опорную точку, нечто такое, с чем мы находимся в родстве, нечто прочное, оттолкнувшись от чего, можно почувствовать себя отдельным существом. Но все это предприятие становится сомнительным, если мы только и делаем что оглядываемся назад. Не получится ли, что мы нагромождаем некий гигантский обман?

Обман заключается в чувстве прочности «меня» и «другого». Эта дуалистическая фиксация идет от пустоты.

Вначале существует открытое пространство — нуль, состояние самодостаточное, без взаимоотношений. Но для того чтобы убедиться в наличии нулевого состояния, мы должны создать единицу, которая подтвердит, что нуль существует. Но и этого недостаточно: мы застрянем на месте, имея только единицу и нуль. Поэтому мы начинаем двигаться дальше, дальше и дальше.

Мы создаем два, чтобы подтвердить существование одного, затем продвигаемся еще немного, подкрепляем два — тремя, три — четырьмя и т. д. Мы устанавливаем фундамент, основание, от которого можно перемещаться до бесконечности. Вот это мы и называем сансарой — этот непрерывный порочный круг подтверждений существования, где каждое подтверждение нуждается в следующем и так далее...
Попытки подтвердить свою устойчивость очень болезненны.

Мы то и дело обнаруживаем, что внезапно соскальзываем с края площадки, которая, как нам казалось, обладает бесконечной протяженностью. Нам приходится совершать новые попытки, спасаясь от смертельной опасности и немедленно надстраивая площадку, чтобы она снова казалась бесконечной. Мы чувствуем себя в безопасности, но тут же опять соскальзываем и опять должны надстраивать.

Мы не понимаем, что вся наша затея никому не нужна, что нам не нужны никакие площадки, что мы строили их на уровне земли — опасности падения никогда не было, не было и нужды в опоре. Фактически, все наши хлопоты по сооружению надстройки и обеспечению своей устойчивости —просто большая шутка. Да, это величайшая из всех шуток, космическая шутка. Но нам, вероятно, она не покажется забавной, она скорее похожа на серьезный и намеренный обман.

Для того чтобы лучше понять этот процесс подтверждения прочности «я» и «другого», т. е. процесс развития эго, полезно ознакомиться с пятью скандхами — особой буддийской концепцией, описывающей развитие эго как пятиступенчатый процесс.

Первая ступень, или первая скандха рождения эго - называется «формой», или «основным неведением». Мы не замечаем таких качеств пространства, как открытость, текучесть, разумность. Когда в нашем интеллектуальном переживании появляется просвет, или пространство, то есть когда случается внезапный проблеск осознания, открытости, ощущения личности, то сразу же возникает и подозрение: «А если обнаружится, что прочного «я» не существует? Какая пугающая возможность!
Я не стану доходить до этого!»

Такая абстрактная паранойя, неприятное опасение, что что-то не так, — это и есть источник кармической цепной реакции. Это страх перед предельным смятением и отчаянием, перед отсутствием личности, перед состоянием без «я» — и этот страх угрожает нам постоянно.

«Предположим, что так оно и есть, что же тогда делать? Я боюсь даже взглянуть в ту сторону».

Мы хотим сохранить некоторую устойчивость, но единственно доступным для работы материалом оказывается пространство, где нет эго;

и вот мы пытаемся «отвердить» переживание этого пространства, как бы заморозить его. Неведение в данном случае не глупость, а своего рода упрямство. Внезапно мы пугаемся, открыв несуществование «я», мы не желаем принять этот факт; мы хотим уцепиться за какую-нибудь опору.

Следующий шаг — попытка найти способ занять себя, отвлечь внимание от собственного одиночества.   Начинается кармическая цепная реакция. Карма зависит от относительности то того, то другого — от «моего» существования, от «моих» проекций; одновременно с тем, как мы непрестанно стараемся занять себя, непрестанно возрождается и карма.

Иными словами, мы боимся, что не будем подтверждены нашими проекциями. Нам необходимо постоянно доказывать, что мы действительно существуем, а для этого нужно ощущать свои проекции как нечто прочное. Чувство прочности какого-то по видимости внешнего предмета успокаивает нас, внушая мысль, что мы — тоже прочные существа. Это вторая скандха — «чувство».

На третьей ступени эго вырабатывает стратегию трех видов — три импульса как три формы взаимодействия со своими проекциями: безразличие, страсть и агрессивность.

Эти импульсы направляются восприятием. Здесь восприятие представляет собой чувство самосознания: вы как бы обязаны официально сообщать в свой центр главного управления о том, что происходит в каждый данный момент. Тогда вы в состоянии манипулировать любой ситуацией, организуя соответствующую стратегию.

Пользуясь стратегией безразличия, мы вызываем онемение в любой чувствительной области, стремясь избежать возможной боли. Мы как бы надеваем па себя доспехи.

Вторая стратегия — страсть, попытка захватить вещи и поглотить их. Это процесс магнетизирования. Обычно мы не испытываем желания хватать, если чувствуем себя достаточно богатыми. Но всякий раз, когда появляется чувство нищеты, голода, бессилия, мы тянемся, выпускаем щупальца и пытаемся схватить что-нибудь.

Третья стратегия, или агрессивность, тоже основана на чувстве нищеты, на страхе, что мы не в состоянии выжить, а потому должны отразить опасность любой угрозы нашей собственности или нашей пище.

А дальше, чем сильнее мы осознаем возможность угрозы, тем более отчаянной становится наша реакция. Мы действуем все быстрее, постоянно стараясь найти способ накормить или защитить себя. Эта поспешность есть форма агрессивности. Агрессивность, страсть и безразличие суть части третьей скандхи — «восприятие/импульс».

Неведение, ощущение, импульс и восприятие — все это инстинктивные процессы. Мы оперируем своеобразной радарной системой, которая как бы прощупывает нашу территорию. Однако мы не в состоянии дать эго надежную основу без интеллекта, без способности создавать понятия и названия. Но теперь мы имеем необыкновенно богатую коллекцию явлений внутренней жизни.

Поскольку их так много, мы разбиваем их по категориям, раскладываем на отдельные полки, даем названия. Мы делаем это, так сказать, официально.

Таким образом, «интеллект», или «мышление», представляет собой следующую ступень: это четвертая скандха. Но даже и ее оказывается не вполне достаточно. Нам требуется весьма активный и действенный механизм, чтобы координировать инстинктивные и интеллектуальные процессы эго. Это и есть последняя ступень развития эго, пятая скандха — «сознание».

Сознание состоит из эмоций и часто нелепых мысленных стереотипов; все это взятое вместе образует различные фантастические миры, которыми мы занимаем себя. Об этих фантастических мирах в священных писаниях упоминается как о «шести обителях». Эмоции — это как бы высшие проявления эго, генералы его армии; подсознательные мысли, грезы и другие мыслеформы соединяют один проблеск с другим.

Таким образом, мысли образуют армию эго: они постоянно находятся в движении, постоянно чем-то заняты.

Мысли — невротические явления в том смысле, что они хаотичны, все время меняют свое направление и набегают друг на друга. Мы непременно перескакиваем с одной мысли на другую — с духовных мыслей на сексуальное фантазирование, на мысли о деньгах, домашних делах и т. д. Развитие всей системы пяти скандх — неведение (форма), чувство, импульс (восприятие), понятие, сознание — это наши попытки оградить себя от истины нашей несубстанциальности.

Практика медитации заключается в том, чтобы увидеть призрачность этого ограждения. Но мы не можем немедленно начать работу над самой основой — неведением. Это было бы подобно попытке сразу обрушить стену. Если мы хотим ее снести, нам придется разбирать ее по кирпичу; мы начнем с непосредственно доступного материала, с первой ступени. Иными словами, практика медитации начинается с эмоций и мыслей, в особенности — с процесса мышления.

http://spiritual.ru/lib/myth3.html

http://spiritual.ru/lib/myth4.html

продолжение в сообщении №4

3

http://advaitaworld.com/uploads/images/00/01/44/2012/03/26/7b4768.jpg

Чогъям Трунгпа. «Медитация в действии»

"Тому, кто способен неотрывно наблюдать свой ум,
Не нужна болтовня, не нужны пустые разговоры;
Тому, кто способен углубиться в осознание себя,
Не нужно сидеть неподвижно, подобно трупу.
Если он знает природу всех форм,
Восемь мирских вожделений исчезают сами собой;
Если нет в его сердце желания или ненависти,
Ему не нужны внешние выражения, не нужна видимость.
Великого пробуждения ума Боддхи,
Который переходит по ту сторону сансары и нирваны,
Никогда не достичь исканиями и желаниями".

(Миларепа. Из песни ко храму Дхарма-боддхи в Непале.)

Чогьям Трунгпа широко известен как мастер медитации, учитель и ученый. Он также является и художником, образцы его каллиграфии, икэбана и орнаментальных узоров выставлялись в галереях Сан-Франциско, Лос-Анжелеса, в Денвере и Боулдере. Фильм о его художественной деятельности - "Открытие изящного" - можно получить через центр в Боулдере, шт. Колорадо.

Ист.:
http://spiritual.ru/lib/lindex_cmedi.html

Скачать :
http://turyatita.narod.ru/books/Chogyam … Action.zip

4

продолжение сообщения №2: Чогъям Трунгпа Ринпоче - Миф Свободы и путь медитации

ФАНТАЗИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ - часть 1.

............   В практике медитации мы не сковываем ум слишком крепко, но и не даем ему полной свободы. Если мы попытаемся контролировать ум, его энергия ударит по нас же; а если дадим ему полную свободу, он станет диким и непослушным. Поэтому мы даем уму свободу, но в то же время вносим в процесс медитации некоторую дисциплину. Техника, которой пользуются в буддийской традиции, чрезвычайно проста. Осознание движений тела, осознание дыхания и общей физической ситуации — вот технические приемы, общие для всех традиций. Основа практики — научиться присутствовать, находиться именно здесь и именно сейчас.

Цель и сама техника здесь совпадают: быть в настоящем мгновении, не подавляя, но и не распуская себя до дикости, пребывать в четком осознании себя самого.

Подобно телесному существованию, дыхание представляет собой нейтральный процесс, не обладающий никакой «духовной» окраской. Мы только обостряем внимание к его естественному функционированию. Это называется практикой шаматха.

С этой практикой мы начинаем движение по узкой тропе хинаяны. Мы не хотим сказать, что хинаяна является упрощенным подходом или свидетельствует об узости мысли.
Дело скорее в том, что ум так усложнен, экзотичен и постоянно жаждет всевозможных развлечений, что единственный способ совладать с ним — направить его по прямому узкому пути дисциплины без отклонений в стороны.

Хинаяна подобна повозке, которая едет не торопясь прямо к цели и не сворачивает в стороны. Убежать нет возможности; мы находимся здесь и не можем сделать шага в сторону. У этой повозки нет заднего хода.
И простота узкого пути приносит открытое отношение к жизненным ситуациям: мы понимаем, что наше положение совершенно безвыходно и нам необходимо оставаться на месте.

Таким образом, не пытаясь спрятаться от своих проблем и раздражителей, мы признаем себя, признаем то, чем являемся на самом деле. Медитация не должна быть средством ухода от обыденных дел. Фактически, во время практики сидячей медитации вы все время соприкасаетесь со своей повседневной жизнью.

Практика медитации выводит неврозы на поверхность, а не скрывает их на дне ума. Она дает нам возможность относиться к своей жизни как к чему то такому, над чем можно и стоит работать.

Насколько я знаю, людям обычно кажется, что, если бы им только удалось избавиться от всех толчков и потрясений жизни, они могли бы по настоящему заняться практикой созерцания —где то высоко в горах или на берегу моря. Но бежать от мирского характера нашей жизни — значит пренебречь пищей, подлинно питательным веществом, заключенным между двумя ломтями хлеба. Когда вы заказываете себе бутерброд, вы ведь не требуете два куска хлеба; вы получаете нечто в середине — вкусное, плотное, съедобное, а хлеб идет в качестве приложения.

Так что более четкое осознание эмоций и жизненных ситуаций, равно как и пространства, в котором они проявляются, открывает нам путь к еще более обширному полю осознания. Развивается сострадательное отношение, теплота. Возникает состояние полного приятия себя, но вместе с тем мы сохраняем критическую мудрость.

Мы с готовностью принимаем болезненные аспекты жизни вместе с ее радостными сторонами. Отношение к эмоциям перестает быть трудным делом: эмоции остаются самими собою, их не подавляют, им не потворствуют, их просто признают.

Медитация не является лишь удобным сидением в особой позе, не сводится к наблюдению за простейшими процессами;
это, прежде всего, открытость по отношению к окружению, в котором эти процессы происходят.
Окружение становится напоминанием: оно все время несет нам послания, поучения, прозрения.

Итак, прежде чем приниматься за какую нибудь экзотическую практику, имеющую дело с энергиями, с чувственными восприятиями, с видениями религиозно символического характера, мы должны решительно переступить пределы собственного ума.

Мы должны начинать духовную практику с движения по узкому пути простоты — по пути хинаяны. После этого нам предстоит выйти на широкую дорогу сострадательного действия, на путь махаяны.

И только когда наше странствие по широкой дороге прочно войдет в свою колею, мы сможем узнать, что значит танцевать в поле — мы сможем усвоить учение ваджраяны, или тантры. Простота хинаяны служит основанием для понимания великолепной махаяны и безгранично многоцветной тантры.

Так что, прежде чем искать связи с небом, нужно вступить в связь с нашей землей и работать над своими основными неврозами. Весь подход буддизма заключается в том, чтобы развивать трансцендентальный здравый смысл, то есть видеть вещи такими, как они есть, без преувеличений и без мечтаний.

http://spiritual.ru/lib/myth1.html
http://www.mountain.ru/photo/2000/kraski_tundr/Kraski-Tundry_hr1.jpg

Разочарование - часть 2.

http://spiritual.ru/lib/myth2.html

Пока мы придерживаемся духовного подхода, который обещает спасение, чудеса, освобождение, мы остаемся связанными «золотой цепью духовности».
Когда носишь такую цепь, она может казаться очень красивой; она инкрустирована драгоценными камнями и украшена тонкой резьбой; тем не менее эта цепь сковывает нас.

Люди считают, что эту цепь можно носить просто ради украшения и не быть при этом ее узником, но это самообман. Пока наш подход к духовности основан на обогащении эго, он на самом деле представляет собой духовный материализм: это не творческий, а самоубийственный процесс.

Все слышанные нами обещания — чистый обман. Мы ожидаем от учений, что они разрешат наши проблемы, обеспечат магическими средствами, которые помогут справиться с нашей подавленностью, агрессивностью, сексуальными отклонениями.

Но, к своему удивлению, мы начинаем понимать, что ничего этого не происходит. Мы испытываем сильное разочарование, когда осознаем, что необходимо работать над собой и над своими страданиями, а не зависеть от какого то спасителя или от магической силы йоги. Мы глубоко расстроены тем, что от своих ожиданий придется отказаться, что ничего нельзя строить на основе заимствованных мнений.

Мы должны позволить себе состояние разочарования, ибо оно означает капитуляцию культа себя и своих достижений.

Ах, нам так хотелось бы видеть, как мы достигаем просветления, как наши ученики празднуют это событие и осыпают нас цветами; нам хотелось бы видеть чудеса, землетрясения, богов, поющих ангелов и т. п. Но ничего подобного никогда не происходит.

Достижение просветления с точки зрения эго —полнейшая смерть, смерть личности, смерть я, меня и моего, смерть наблюдателя.

Это последнее и величайшее разочарование. Движение по духовному пути очень болезненно. Оно совершается через постоянное сбрасывание масок —мы как бы отрываем их от себя целыми слоями, и каждый раз это вызывает боль.

Эта цепь разочарований в конце концов побуждает нас к отказу от всякого честолюбия. Мы падаем все ниже и ниже, пока не коснемся почвы, пока не ощутим связи с самой основой чистоты и здоровья — с землей.

Мы оказываемся ниже всего, проще всего, мельчайшей песчинкой без каких бы то ни было ожиданий. Когда мы приземлены, не остается места для мечтаний или фантазий, и тогда наша практика становится наконец действенной.

Мы начинаем учиться правильно заваривать чай, учимся ходить прямо, не спотыкаясь.
Весь наш подход к жизни становится более простым и непосредственным; теперь любые поучения, которые нам случается услышать, любые книги, которые удается прочесть, обретают действенность.
Они как бы подтверждают нашу практику, поощряют нас к работе в должности песчинки — каковой мы и являемся — без ожиданий, без мечтаний.

Мы слышали так много обещаний, слышали так много заманчивых описаний всевозможных экзотических мест, видели так много снов, но с точки зрения песчинки нам не стоит и рассчитывать на все это.
Мы всего лишь пятнышко пыли посреди вселенной.

И в то же время наше положение весьма богато возможностями, очень красиво и удобно для работы. В сущности, оно весьма привлекательно и многообещающе. Если вы —песчинка, то остальная вселенная, все пространство, вся протяженность принадлежит вам, потому что вы ничему не препятствуете, ничего не стесняете, ничем не владеете. Существует колоссальная открытость: вы как бы император всей вселенной, потому что вы всего лишь песчинка. Мир очень прост и в то же время так величествен и открыт! —потому что ваше вдохновение основано на разочаровании, в котором отсутствуют амбиции эго.

http://isayenko2007.narod.ru/tundra1.jpg

Страдание - продолжение части 1.


Мы начинаем свое духовное странствие с того, что задаем вопросы, подвергаем сомнению свои заблуждения.

Существует постоянная неопределенность относительно того, что реально и что нереально, что такое счастье и что такое горе. По мере того как развертывается наша жизнь, мы переживаем мгновение за мгновением и год за годом. Мы продолжаем задавать вопросы; в конце концов эти вопросы как бы прокисают и начинают гнить, превращаются в боль. Боль нарастает, поскольку вопросы становятся все более серьезными, а ответы все более ненадежными.

Становясь старше, мы рано или поздно начинаем спрашивать: в чем заключается смысл жизни? Мы можем ответить себе: а в чем нет смысла жизни? Ведь все есть жизнь! Но такой ответ слишком остроумен, слишком хитер, а вопрос все таки остается.

Мы могли бы сказать, что смысл жизни — в существовании, но тогда — для чего нужно это существование? Чего мы стараемся достичь в своей жизни?

Некоторые люди утверждают, что смысл жизни заключается в том, чтобы направить наши усилия и энергию к высшим целям — установить связь между Землей и Луной, стать просветленным, стать крупным профессором, великим ученым, великим мистиком, сделать мир лучше, очистить землю от загрязнения. Может быть, в этом действительно заключается смысл жизни?

И от нас действительно кто то ожидает тяжелой работы и каких то достижений — скажем, мы должны открыть мудрость и поделиться ею с другими; или нам следует создать более справедливый политический строй, укрепить демократию, добиться равенства всех людей, чтобы каждый в рамках взаимной ответственности имел право делать то, что ему хочется. Может быть, следует повысить
уровень цивилизации до наивысшей точки, чтобы наш мир стал фантастическим местом, обителью мудрости, просветления, учености и высочайшего развития техники; должно быть достаточно питания для всех, хорошие дома, приятное общество. Нам нужно стать высокообразованными людьми, богатыми и счастливыми; не должно быть ссор, войн и нищеты. Мы должны обладать невероятно мощным интеллектом, которому известны ответы на все вопросы, известны научные объяснения того, как начинается жизнь медузы или что управляет космосом.

Я вовсе не смеюсь над подобными рассуждениями, но они не принимают во внимание вопрос о смерти.

Смерть — это неотъемлемая часть жизни и ее противоположность. Учитываем ли мы это? Сама весть о смерти оказывается болезненной.

Если бы вы попросили своего пятнадцатилетнего сына написать завещание, люди сочли бы такой поступок совершенной бессмыслицей; никто не стал бы этого делать. Мы отказываемся принимать смерть, но наши высочайшие идеалы, наши рассуждения о смысле жизни, о развитых формах цивилизации — все они не имеют практического значения, если мы не принимаем во внимание процесс рождения, страдания и смерти.

Каждое мгновение существуют рождение, страдание и смерть.

Рождение есть открытие к новой ситуации. Сразу же после рождения существует чувство свежести, новизны, как будто мы ранним утром наблюдаем восход солнца: птицы просыпаются и поют свои песни, воздух свеж, проступают неясные очертания деревьев и гор. Когда встает солнце, мир приобретает ясность и отчетливость. Мы наблюдаем, как солнце светит все ярче и ярче, пока его красный свет не превратится в белый, в ослепительное сияние. Мы предпочли бы удержать рассвет и восход, удержать солнце от полного подъема, сохранить его светлое обещание. Хотелось бы, но это невозможно. Никто и никогда не добивался этого.

Мы боремся, чтобы сохранить новую ситуацию, но в конце концов нам не удается ни за что удержаться и мы умираем. Когда приходит смерть, между нею и следующим рождением существует некоторый промежуток, но и этот просвет заполнен всевозможной болтовней подсознания, вопросами о том, что нам делать, и мы открываем щеколду новой ситуации и рождаемся вновь. Этот процесс мы повторяем снова и снова.

И когда вы даете жизнь ребенку и при этом хотите удержаться за свою жизнь, вам, в сущности, не следовало бы перерезать пуповину после его рождения. Но вы должны это сделать. Рождение есть выражение отдельности между вами и ребенком: или вам придется увидеть смерть своего ребенка, или ему придется увидеть вашу смерть. Может быть, этот взгляд на жизнь слишком мрачен, но он правдив.

Каждое совершаемое нами движение — это выражение процессов рождения, страдания и смерти.

В буддийской традиции существуют три категории страдания или боли: всепроникающая боль, боль перемен и боль от боли. Всепроникающая боль есть общая боль неудовлетворенности, разлуки, одиночества.

Мы — одинокие люди, мы живем в одиночестве; мы не в состоянии восстановить нашу пуповину, не можем сказать о своем рождении: «Это была репетиция». Рождение уже произошло. Поэтому боль неизбежна, пока существует прерывность и ненадежность.
Всепроникающая боль — это общая неудовлетворенность, разочарование, возникающее как следствие агрессивности. Будем ли мы сдержанны или грубы, видимо счастливы или несчастны — не имеет значения.

До тех пор, пока мы цепляемся за свое существование, мы, оберегая себя, превращаемся в узел напряженных мускулов; а это создает дискомфорт. Мы начинаем ощущать, что в нашей жизни не все благополучно. Даже если мы ни в чем не нуждаемся и у нас есть большие деньги, жилище, еда, друзья, —где то в самом нашем существе сидит какая то небольшая помеха; откуда то постоянно выползает нечто такое, от чего приходится защищаться или прятаться.

Мы вынуждены постоянно быть настороже, чтобы не наделать глупостей; в то же время мы плохо представляем, что же именно считать глупостью.

Существует неписаное всеобщее соглашение, что нам следует держать в тайне нечто такое, чего нельзя проявлять открыто, нечто не имеющее названия. Оно не связано с логикой, но каким то образом представляет для нас особого рода угрозу.

Итак, как бы счастливы мы ни были, глубоко внутри мы все же остаемся настороженными и злобными. Мы не желаем по настоящему раскрываться, не хотим в открытую столкнуться с этим чем то, чем бы оно ни было.

Конечно, мы могли бы попытаться найти оправдание этому чувству при помощи рассуждений вроде такого: «Вчера я не выспался, и сегодня мне как то не по себе; мне не хочется заниматься важной работой — я могу допустить оплошность». Но подобные самооправдания непрочны. Беспокойство по поводу возможной оплошности прячет за собой злобу и скрытность. Мы злимся на какие то не имеющие названия части нашего существа, которых нам не хочется раскрывать.
«Если бы мне только удалось избавиться от этого, я вздохнул бы свободно, я почувствовал бы себя спокойным».

Эта основная боль принимает бесчисленные формы. Здесь и боль при утрате друга, и боль от необходимости напасть на врага, боль от необходимости зарабатывать деньги, от необходимости получить удостоверение личности, боль от мытья посуды, боль из за чувства долга, боль оттого, что кто то дышит нам в затылок, боль при мысли, что мы заурядны или не добились успеха, боль всевозможных взаимоотношений.

Вдобавок к этой всепроникающей боли существует боль перемен — осознание того, что несешь на себе какую то тяжесть. Временами вы чувствуете, что тяжесть исчезла, вы ощущаете себя свободным, вам более не нужно держать себя в руках.

Но повторяющиеся перепады между болью и ее отсутствием, между душевным здоровьем и безумием, —это само по себе болезненно. Вновь ощутить тяжесть на плечах — большое страдание.

Существует еще и боль от боли — это третий тип страдания. Вы больше не защищены, вы не уверены в собственной территории. Больше всего вы беспокоитесь о своем здоровье, — и у вас развивается язва. Торопясь к врачу, чтобы вылечить ее, вы спотыкаетесь и падаете.

Противодействие боли только усиливает ее интенсивность. Эти три типа страдания в жизни следуют друг за другом почти без перерыва; они как бы пропитывают собой жизнь. Сначала вы чувствуете основную боль, затем боль перемен — от боли к ее отсутствию и опять к боли, — а потом еще и боль от боли — боль всех нежелательных для вас жизненных ситуаций.

Мы торопимся, стараясь избавиться от своей боли, но вместо этого обнаруживаем, что боль возрастает. Боль весьма реальна; мы не в состоянии притворяться, будто вполне счастливы и находимся в безопасности. Боль — наш постоянный спутник. Она изводит нас непрерывно —всепроникающая боль, боль перемен, боль от боли. Если мы ищем вечности, счастья или безопасности, тогда жизнь оказывается для нас непрерывным переживанием страдания.

_________________________________________________________

http://spiritual.ru/lib/myth5.html

Поглощенность собой - часть 5.

Шесть сфер, шесть различных видов сансарической деятельности называют «обителями» в том смысле, что каждая из них представляет отдельную версию реальности, в которой мы пребываем.

Мы радуемся устойчивому, знакомому окружению, знакомым в желаниям и стремлениям — мы не допускаем состояния пустоты ума.

Мы цепляемся за свои устоявшиеся стереотипы, потому что их мешанина обеспечивает нам такую знакомую, родную почву — в нее можно погрузиться, ею можно занять себя.

Мы боимся лишиться этой безопасности и привычных развлечений, мы боимся выйти в открытое пространство, боимся вступить в медитативное состояние ума.

Перспектива состояния пробужденности оказывается слишком беспокойной — мы не знаем, как себя в таком состоянии вести, и поэтому свободе предпочитаем бегство обратно в родную тюрьму. Сумятица и страдания становятся нашим обычным занятием, нередко вполне безопасным и приятным.

Вот эти шесть сфер, или обителей: сфера богов, сфера ревнивых богов, сфера людей, сфера животных, сфера голодных призраков и сфера ада. Эти сферы выражают наши установки, преимущественно эмоциональные, по отношению к самому себе и своему окружению, окрашенные и подкрепленные концептуальными объяснениями и другими операциями рассудка.

Как человеческие существа, мы в течение дня можем пережить эмоции всех сфер — от  гордости, свойственной сфере богов, до ненависти и паранойи сферы ада. Впрочем, психология отдельной личности обычно прочно укореняется в одной обители.

Эта обитель обеспечивает нам все условия для особого рода заблуждения: она дает возможность занять и развлечь себя — чем угодно, лишь бы не оказаться лицом к лицу со своей фундаментальной неуверенностью, с глубочайшим страхом возможности собственного несуществования.

Основное занятие в сфере богов — неподвижность психики, всевозможные виды медитативной поглощенности, основанной на эго, на представлениях духовного материализма. В такой медитационной практике медитирующий утверждает самого себя посредством остановки на каком то объекте. Частный предмет медитации, каким бы глубоким он ни казался, переживается в виде плотного образования, не обладающего прозрачностью. Эта практика медитации начинается с колоссального объема подготовки, так называемого, «саморазвития».

Фактически цель такой практики даже не в том, чтобы создать некоторое прочное место пребывания, а скорее чтобы достичь самоосознания. Так можно развить огромное самоосознание, и, безусловно, оно укрепляет уверенность в существовании медитирующего.

Если вы преуспели в такой практике, вы действительно получаете замечательные результаты. Вы можете переживать необыкновенно яркие видения или звуки, приносящие вам вдохновение, видимость глубоких состояний, физическое и умственное блаженство. Можно пережить всевозможные измененные состояния сознания или создать их усилиями самоосознающего ума. Но все эти переживания поддельны; это как бы цветы из пластика — искусственные, сфабрикованные на конвейере.

Вы могли бы утвердиться и в какой нибудь иной, особой технике, например повторении мантры или визуализации. Вы не вполне поглощены этой мантрой или визуализацией, но все же это вы создаете психические образы, вы повторяете мантру. Такая практика, основанная на «мне», на том, что «я делаю это» , опять таки представляет собой развитие самоосознания.

Сфера богов осваивается в грандиозной борьбе — она вся соткана из страха и надежды. Боязнь неудачи и надежда на успех приносят новые и новые образы, доводя все до наивысшего размаха. В какое то мгновение вы полагаете, что вот вот добьетесь своего, а в следующее уже думаете, что вас ждет падение. Смена этих крайних состояний производит огромнейшее напряжение.

Успех или неудача невероятно важны для вас: «Мне конец» или «Это достижение доставило мне высочайшее наслаждение!»

В конце концов, мы приходим в такое возбуждение, что начинаем терять ориентиры своих надежд и страхов. Мы совершенно перестаем понимать, где находимся и что делаем. И затем происходит внезапная вспышка, в которой страдание и удовольствие сливаются в полной мере, и медитативное состояние, покоящееся на эго, нисходит на нас. (начинает пропитывать всю нашу нервную систему психологически и физически).

Нам больше нет дела до надежды или страха. И мы вполне способны поверить тому, что это и есть окончательное просветление, единство с Богом. В такое мгновение все, что мы видим, представляется исполненным красоты и любви; даже самые уродливые ситуации кажутся небесными. Все неприятное и агрессивное становится прекрасным, потому что мы достигли единства с эго. Иными словами, эго потеряло свой рассудок. Это абсолютное, наивысшее достижение заблуждения, максимальная глубина незнания — чрезвычайно могущественного. Это своеобразная атомная бомба в духовной области, несущая гибель в состраданию, общению, свободе от оков эго.

Жизнь в обители богов — это все больший уход внутрь, создание все большего числа цепей, которыми мы связываем самих себя. Чем дальше мы развиваем эту практику, тем большее рабство создаем для себя. В писаниях приводится аналогия шелковичного червя, который опутывает себя собственной шелковой нитью, пока наконец не задохнется.

Фактически мы рассмотрели лишь один из двух аспектов обители богов — саморазрушающее искажение духовности, превращение ее в материализм. Однако божественная версия материализма может практиковаться и в так называемых мирских заботах, в поисках высочайшего душевного и физического наслаждения, в попытках утвердиться во всевозможных соблазнах — в богатстве, красоте, славе, добродетели, в чем угодно.

Сам подход всегда ориентирован на наслаждение в смысле сохранения эго. Для обители богов характерна потеря всяких следов надежды и страха. Это состояние может быть достигнуто как в чувственных устремлениях, так и в сфере духовности. В обоих случаях для достижения такого необыкновенного счастья мы должны забыть, кто ищет и с какой целью.

Если наш честолюбивый замысел выражается в понятиях мирских устремлений, мы вначале ищем счастья, но затем начинаем наслаждаться самой борьбой за это счастье, начинаем даже как бы отдыхать в этой борьбе. На полпути к достижению абсолютного блаженства и комфорта мы начинаем сдавать позиции, но стараемся извлечь максимум из текущей ситуации. Борьба становится приключением, а затем и отдыхом, праздником. Мы все еще находимся в своем захватывающем странствии к высшей цели, но в то же время считаем каждый шаг на этом пути чем то вроде праздника.

Таким образом, обитель богов сама по себе не особенно болезненна. Страдание приходит в результате окончательного освобождения от иллюзий. Вы думаете, что достигли состояния постоянного блаженства, духовного или мирского, и пребываете в нем. Но неожиданно что то вызывает у вас потрясение, и вы понимаете, что ваше достижение не может быть вечным. Блаженство становится неустойчивым, все более ненадежным; у вас вновь появляется мысль о том, как бы его сохранить.

По мере того как вы стараетесь снова втиснуться в состояние блаженства,  кармическая ситуация приносит раздражающие помехи, и на какой то стадии вы теряете веру в подлинность этого состояния. Наступает жестокое отрезвление; вы чувствуете себя обманутым, понимаете, что нельзя остаться в этой обители богов навечно. Таким образом, когда возникает кармическая ситуация и создает чрезвычайные обстоятельства, с которыми вам приходится считаться, весь процесс превращается в глубочайшее разочарование. Вы проклинаете и себя, и того человека, который ввел вас в обитель богов, проклинаете и то, что вывело вас из нее.

В вашей душе растут гнев и досада, вы считаете себя обманутым. И переключаетесь на другой режим отношений с миром — направляетесь к другой обители. Это и называется сансара — буквально в «постоянный круг», «водоворот»; это океан заблуждений, в котором никогда не прекращаются бури и волнения.


Паранойя - продолжение 5 части.

Паранойя является преобладающей чертой следующей сферы — обители ревнивых богов, или асура.

Если вы попытаетесь помочь человеку, обладающему психикой асура, он воспримет ваши действия как попытку подавить его самостоятельность, проникнуть на его территорию. Если вы решите не помогать ему, он истолкует ваше поведение как эгоистическое: вы, по его мнению, заботитесь лишь о своем покое. Если же вы предоставите ему обе возможности, он сочтет, что вы насмехаетесь над ним.

Психика асура вполне разумна: он замечает все скрытые уголки. Вы думаете, что общаетесь с асурой искренне и непосредственно, лицом к лицу, но на самом деле он наблюдает за вами из за вашей спины. Эта интенсивная паранойя сочетается с чрезвычайной действенностью и аккуратностью, которая позволяет обладателю носить защитную форму гордости.

Психика асура ассоциируется с ветром: такой человек торопится, старается достичь всего и там и тут, избегнуть всякой опасности нападения. Он постоянно стремится достичь чего то еще — еще более высокого, еще более значительного. Поэтому ему приходится на каждом шагу подозревать возможную ловушку. Нет времени для подготовки к практическим действиям. И он действует без всякой подготовки; развивается ложная спонтанность, обманчивое чувство свободы поступков.

Асурическая психика большей частью занята сравнениями. В постоянной борьбе за сохранение безопасности, ради Достижения чего то большего, вы нуждаетесь в ориентирах, отметках на схеме движения для определения позиции оппонента и возможности измерить собственный прогресс.

Такой человек рассматривает жизненные ситуации как игровые, в том смысле, что в них принимают участие он сам и противники. Он постоянно занят собой и ими, собой и друзьями, различными аспектами собственной личности. Он подозрительно заглядывает во все углы и видит там угрозу; ему необходимо ко всему присматриваться и вести себя крайне осторожно. Но вот осторожности то он как раз и не проявляет, не скрывает и не маскирует себя.

Он очень прям, он предпочитает сражаться в открытую, когда возникает какая то проблема, когда он видит настоящий или кажущийся заговор против себя. Он смело сражается с противником, ведет себя просто и откровенно, пытаясь разоблачить заговор. Действуя в открытую, лицом к лицу с ситуацией, он в то же время не доверяет полученным от этой ситуации сигналам или не обращает на них должного внимания. Он отказывается воспринимать и учиться чему бы то ни было от других людей, ибо смотрит на каждого человека как на врага.



Страсть - продолжение 5 части.

Страсть занимает главное место в человеческой обители.

В этом смысле страсть является разумным видом желания, в котором логический, рассудочный ум всегда отрегулирован на достижение в счастья.

Эта установка сопровождается у субъекта острым ощущением отъединенности желанных объектов, в результате чего у него возникает чувство утраты, нищеты и болезненной ностальгии.

Он полагает, что только приятные объекты способны принести ему покой и счастье, но в то же время чувствует свое несоответствие ситуации: он недостаточно силен или недостаточно магнетичен, чтобы эти приносящие удовлетворение объекты естественно притягивались на его территорию.

Тем не менее, он активно пытается притянуть их, что нередко провоцирует критические отношения с другими людьми. Он пытается силой магнетизма привлечь к себе лучшие качества, самые удобные, утонченные и благоприятные ситуации. Этот вид притяжения отличен от асурического, не столь избирательного и разумного.

По сравнению с обителью ревнивых богов, человеческая обитель отличается высокой степенью переборчивости и беспокойства.

Характерно также острое чувство собственной идеологии и собственного стиля; при этом отвергается все, что не соответствует этому стилю. Вы должны во всем найти свое равновесие; вы критикуете и осуждаете людей, которые не соответствуют вашим стандартам. Или же на вас может произвести впечатление некий человек, воплотивший ваш стиль или превзошедший вас в воплощении этого стиля, — он обладает большим умом, очень тонким вкусом, ведет приятную жизнь и имеет вещи, которые хотелось бы иметь вам.

Это может быть и историческая или мифическая фигура, и кто нибудь из ваших современников, оказавших на вас сильное влияние, человек, являющий собой вполне законченный тип, — словом, вам хотелось бы обладать его качествами. В этом случае вы не просто завидуете другому лицу: вы желали бы притянуть это лицо на свою территорию. Это честолюбивый род зависти, когда вам хочется сравняться с каким то другим человеком.

Сущность психики обитателей человеческой сферы — стремление достичь какого то высокого идеала. У этих обитателей нередко бывают видения Христа или Будды, Кришны или Магомета или других исторических фигур, которые благодаря своим достижениям имеют для таких людей колоссальное значение.

Эти великие персонажи словно магнитом притягивали все, о чем только можно мечтать, — славу, силу, мудрость. Если бы они захотели стать богатыми, они легко получили бы богатство — в силу своего огромного влияния на других. И вам тоже хочется походить на них —не обязательно быть выше них, но хотя бы сравняться с ними. Часто в своих видениях люди отождествляют себя с и политиками, государственными деятелями, поэтами, живописцами, музыкантами, учеными и т. д.

Существует особый героический стиль, стремление создавать памятники, крупнейшие, гигантские исторические монументы.

Эти героические порывы основаны на чарующей силе того, чего нам недостает. Когда вы слышите о ком то, кто обладает замечательными качествами, вы смотрите на него как на значительную личность, а на себя — как на незначительную. Такие постоянные сравнения и оценки порождают нескончаемый поток желаний.

Человеческая ментальность приписывает особое значение знанию, учености и образованности, собиранию всевозможной информации и мудрости. В человеческой обители наиболее активным оказывается в интеллект.

Столь интенсивное движение в вашем уме развивается как следствие накопления огромного количества понятий и планирования бесчисленных проектов. Главный принцип человеческой обители сводится к тому, что мы застреваем в обширном потоке дискурсивных мыслей. Мы настолько заняты мышлением, что вообще не в состоянии чему нибудь учиться.

Постоянное прокручивание идей, планов, галлюцинаций и мечтаний — все это существенно отличается от процессов в обители богов.

Там вы целиком поглощены состоянием блаженства, своеобразным чувством удовлетворенности собой.

В обители ревнивых богов вы совершенно опьянены соревнованием — тем меньше у вас возможностей для размышлений, ибо переживания столь сильны, что гипнотизируют, подавляют вас.

В человеческой же обители возникает множество мыслей. Интеллектуальный, логический ум становится гораздо более мощным, человека полностью увлекают возможности притяжения новых ситуаций.

Он старается ухватить новые идеи, новые стратегии, подходящие истории, цитаты из книг, значительные случаи из своей жизни и так далее, и так далее; его ум переполнен мыслями. Постоянно действует мощная обратная связь с подсознанием, гораздо более сильная, чем в других обителях.

Итак, это весьма интеллектуальная обитель, наполненная хлопотами и беспокойством. Ментальность человека здесь отличается меньшей гордостью, чем в других обителях: там вы находите себе занятие, которое поглощает вас и приносит вам какое то удовлетворение, тогда как в человеческой обители такого удовлетворения нет. Здесь преобладает беспрерывное рыскание, постоянные поиски новых ситуаций или попытки улучшить существующие. Это наименее приятное состояние ума, потому что здесь страдание не считается ни занятием, ни испытанием; скорее оно остается постоянным напоминанием о порожденных им же амбициях.

http://www.inetours.com/images/GGP/GGP-Stow_Lake_9874.jpg

Глупость - продолжение 5 части.

Описания разных сфер, или обителей, могут быть основаны на тонких, но достаточно явных различиях в поведении индивидов в повседневной жизни — в том, как они ходят, разговаривают, пишут письма, как они читают, едят, спят и т. п.
Каждый склонен к развитию особого стиля, свойственного ему одному. Когда мы слышим магнитофонную запись своего голоса или видим себя на экране кино, мы нередко бываем шокированы своим стилем, оценивая его как бы глазами другого человека.

Мы испытываем сильнейшее чувство отчуждения. Обыкновенно видение других людей вызывает раздражение, стесняет.
Слепота к своему стилю, к тому, какими нас видят другие, бывает наиболее острой в животной обители. Я не имею в виду, что человек буквально вновь рождается животным;

я говорю о животном качестве ума, об особой психике, которая упрямо лезет вперед к установленной заранее цели.
Животная ментальность очень серьезна; она превращает в серьезное занятие даже юмор. Сознательно стараясь создать дружелюбную обстановку, такой человек станет отпускать шутки или попытается быть внимательным, задушевным или просто умным.

Однако животным по настоящему не свойственны улыбки или смех; им свойственно просто поведение. Они могут играть, но подлинный смех для них немыслим; они, пожалуй, способны издавать дружественные звуки или производить приветственные жесты, однако тонкость чувства юмора им недоступна.

Животная психика смотрит прямо перед собой; кажется, что глаза животного ограничены шорами. Оно никогда не смотрит направо или налево, а с величайшей искренностью идет прямо вперед, стараясь достигнуть следующей подходящей ситуации, постоянно пытается приспособить ситуацию, заставить ее соответствовать своим ожиданиям.

Обитель животных ассоциируется с глупостью; иными словами, это — предпочтение оставаться глухим и немым, предпочтение следовать правилам общепринятых уловок, не внося никаких изменений.

Конечно, вы можете пытаться манипулировать своим восприятием представившейся вам ситуации, но в действительности вы при этом лишь следуете своему инстинкту, просто идете за ним. У вас есть некоторое скрытое или замаскированное желание, которое вам хотелось бы воплотить в действие, — и когда вы встречаетесь с препятствием, с раздражающими вас факторами, вы просто идете вперед, не заботясь о том, что можете навредить кому то или разрушить что то ценное. Вы стремитесь вперед и добиваетесь своего, видимого, а если при этом на пути оказывается еще что то пригодное, вы стараетесь воспользоваться и им.

Невежество, глупость животной обители происходят из смертельно честного, серьезного склада психики, совершенно отличного от запутанности основного неведения первой  скандхи.

В животном неведении содержится определенный стиль отношения к себе и отказ видеть этот стиль с других точек зрения — подобная возможность совершенно не допускается.

Если кто то нападает на вас или бросает замечание вашей неуклюжести, вашему неискусному поведению в той или иной ситуации, вы находите способ оправдать себя, находите доводы, чтобы сохранить уважение к себе. Вы не заботитесь о верности истине, пока этот обман удается поддерживать перед лицом других. Вы гордитесь тем, что достаточно умны и удачно лжете. Если на вас нападают, если вас затрагивают или критикуют, вы автоматически ищете ответ. Такая глупость может быть очень умной; она является глупостью и невежеством лишь в том смысле, что вы не видите окружающей вас обстановки; а если что то и видите, то только свою цель и только средства к ее достижению; вы изобретаете всевозможные извинения, всевозможные доказательства того, что поступаете правильно.

Животная психика до крайности упряма; это упрямство может быть весьма хитроумным, вполне искусным и изобретательным — однако без какого либо чувства юмора. В конечном счете, чувство юмора — это свободный способ взаимоотношений с жизненными ситуациями в их полной абсурдности;

это умение ясно видеть вещи — в том числе и самообман, — видеть все без шор, без преград, без оправданий. Обладать юмором — значит быть открытым, смотреть всеохватывающим зрением, а не пытаться ослабить напряжение.

Если юмор используется как способ ослабить напряжение, самоосознание или давление, он остается юмором животной сферы, и остается, по существу, чрезвычайно серьезным. Это не что иное, как поиск опоры.

Таким образом, сущность животного стиля — стараться исполнять свои желания с крайней честностью, искренностью и серьезностью. По традиции, этот прямой и грубый способ взаимоотношений с окружающим миром символизируется образом свиньи. Свинья не смотрит ни вправо, ни влево, хрюкает и пожирает без разбора все, что оказалось у нее перед носом; она движется только вперед, ничего не различая. Это весьма искреннее существо.

Имеете ли вы дело с простыми задачами домашней жизни или с чрезвычайно усложненными интеллектуальными проблемами, в любом случае вы можете избрать животный стиль поведения. Не важно, что свинья ест — дорогие сладости или помои; важно, как она ест.

Животная психика в ее крайних проявлениях привязана к самодостаточному и самооправдывающему кругу деятельности. Вы не способны реагировать на стимулы, посылаемые вам окружением. Вы не видите своего отражения в зеркале других людей. Возможно, вы заняты исключительно интеллектуальными вопросами, но стиль остается животным, поскольку нет чувства юмора, нет пути отдачи или открытости.

Есть лишь постоянная потребность двигаться вперед, от одной вещи к другой, невзирая на неудачи и препятствия, — подобно танку, который движется, сокрушая все на своем пути. Вы можете двигаться по человеческим телам или сквозь разрушенные здания — вас это не тревожит; вы идете вперед.


http://www.hoganphoto.com/Tuck_R_Hunters_Mill_lake_fall_Maples.jpg

Нищета - продолжение 5 части.

Прета, или обители голодных духов, вы постоянно заняты процессом расширения, приобретения богатства, процессом поглощения. В глубине своей вы чувствуете себя бедным. Вы не способны реализовать претензии на такое существование, какое вам хотелось бы вести. Все, что у вас есть, вы используете как подтверждение своего права на гордость; но этого никогда не бывает достаточно, всегда налицо некоторое чувство неадекватности.

Ментальность нищеты по традиции символизируется образом голодного призрака — с крошечным ртом, с глазами размером с иголку, с тонкой шейкой и горлом, с костлявыми руками и ногами — и с гигантским животом. Его рот и шея слишком узки, чтобы пропустить такое количество пищи, которое было бы достаточно для огромного брюха. Поэтому он всегда голоден. И попытки удовлетворить голод очень болезненны, поскольку ему трудно проглотить то, что он ест.

Разумеется, пища символизирует все, чего только вы можете пожелать: дружбу, богатство, одежду, секс, силу — все что угодно.

В этой обители вы смотрите на все, что появляется в вашей жизни, как на нечто пригодное для поглощения. Даже наблюдая падение прекрасного осеннего листа, вы усматриваете в нем свою добычу.

Вы уносите его домой, или фотографируете, или пишете картину, или записываете в своих воспоминаниях, каким он был красивым.

Если вы покупаете бутылку кока колы, вы испытываете возбуждение даже тогда, когда распаковываете ее и слышите шелест бумажного пакета; а звук напитка, льющегося из бутылки, дает восхитительное ощущение жажды. Затем осторожно пробуете жидкость и глотаете ее. Наконец вам удалось проглотить все — это такое достижение! Просто фантастика — вы превратили мечту в реальность! Но спустя небольшое время вы снова начинаете беспокоиться — снова ищете что нибудь пригодное для поглощения.

Вы постоянно ощущаете голод, стремление к новым развлечениям — духовным, интеллектуальным, чувственным и т. п.

Вы можете ощутить свою неадекватность в интеллектуальной области и будете напрягать все силы, слушая содержательные, глубокомысленные советы, читая сложнейшие мистические произведения. Вы поглощаете одну идею за другой, стараетесь записать их, придать им прочность, сделать реальными.

Всякий раз, чувствуя голод, вы открываете свою записную книжку, блокнот или книгу с умными идеями. Если вы утомлены, страдаете бессонницей или находитесь в подавленном состоянии, вы открываете свои книжки, читаете заметки и выписки, размышляете над ними, черпаете в них успокоение.

Но однажды все это становится повторением. Вам хочется опять повстречаться со своими учителями или найти себе новых. Еще раз съездить в новый ресторан, в супермаркет или в магазин деликатесов — неплохая идея. Но иногда что то мешает вам совершить такое путешествие: возможно, вы не располагаете достаточными средствами, или заболел ребенок, или умирают родители, или вам надо контролировать свой бизнес и т. д. И чем больше вы хлопочете, тем сильнее ваше желание, тем острее вы понимаете, что не в состоянии получить желаемое, а это весьма болезненно.

Это действительно болезненно — застрять в неосуществленном желании, постоянно стремясь к его удовлетворению. Но даже если вы достигаете цели, вас ждет разочарование: вы завалены, заполнены до такой степени, что становитесь нечувствительны к другим стимулам. Вы стараетесь сохранить свои владения, удержаться в них, но через некоторое время вас охватывает сонливость, неподвижность, вы уже неспособны воспринимать что либо. Вам хотелось бы снова стать голодным и снова наполнять себя. Но в обоих случаях — удовлетворите вы свое желание или будете воздерживаться и продолжать борьбу, — разочарование неизбежно.





Гнев - продолжение 5 части.

Обитель ада пропитана агрессивностью. Эта агрессивность обусловлена такой устойчивой и всепроникающей ненавистью, что вы теряете всякие ориентиры — против кого направлена ваша агрессивность, кто агрессивен по отношению к вам.

В вашей душе доминирует постоянная неуверенность, постоянное смятение. Вы возвели вокруг себя такие стены агрессии, что даже если бы умерили собственный гнев, ваше окружение обрушило бы на вас еще большую агрессивность. Это подобно прогулке пешком в жаркую погоду: выйдя из дому, вы некоторое время чувствуете прохладу, но так продолжается недолго, потому что вас окружает горячий воздух.

Агрессивность обители ада как будто не является собственно вашей агрессивностью: кажется, что она пропитывает все пространство вокруг. Здесь царит крайняя теснота и клаустрофобия. Нет места для дыхания, нет места для действия, все жизненное пространство полностью загромождено.

Агрессивность настолько интенсивна, что, если бы вы, стремясь утолить ее, просто убили кого то, вы получили бы очень незначительное удовлетворение, ибо агрессивность по прежнему окружает вас со всех сторон.

Даже если вы попытаетесь убить себя, то обнаружите, что убийца остается; вам никогда не удастся убить себя полностью.
Существует постоянное окружение агрессивности, в котором никогда не знаешь, кто кого убивает. Это подобно попыткам съесть самого себя изнутри: съев себя, съевший остается; он и сам должен быть съеден; и так до бесконечности. Кусая собственный хвост, крокодил питается им; но чем больше он ест, тем больше растет. Конца этому нет.

Устранить боль посредством агрессии фактически невозможно: чем больше вы в убиваете, тем больше укрепляете убийцу, который будет находить новые объекты для убийства.

Агрессивность непрерывно возрастает, пока не исчезнет свободное пространство; все окружение уплотняется; не остается просвета даже для того, чтобы оглянуться назад или нагнуться: все пространство заполнено агрессивностью. Оно свирепо.

Нет никакой возможности создать наблюдателя, который бы удостоверил ваше саморазрушение. Нет никого, кто дал бы вам отчет. И в то же время агрессивность усиливается. Чем больше вы разрушаете, тем больше создаете.

По традиции агрессивность символизируется небом и землей в красном огне. Земля превращена в раскаленное докрасна железо, а пространство заполнено огнем и пламенем. Не остается места, где можно было бы вдохнуть прохладный воздух или ощутить облегчение от жара. Все, что вы видите вокруг, оказывается горячим, напряженным, чрезвычайно стесненным. Чем энергичней вы пытаетесь уничтожить своих врагов или одержать верх над оппонентами, тем прочнее создаваемое вами же противодействие, тем сильнее встречная агрессивность, которая снова и снова обрушивается на вас.

В адской обители мы испускаем языки пламени, которые постоянно возвращаются к нам.

Нет никакого просвета, в котором можно было бы ощутить простор, открытость. Зато есть постоянные усилия, временами чрезвычайно коварные; они направлены на то, чтобы закрыть все пространство.
Адская обитель может быть создана только вашими взаимоотношениями с внешним миром
, тогда как в обители ревнивых богов материалом для создания асурической ментальности может стать ваша собственная психологическая связанность.

В адской обители постоянно действует ситуация взаимоотношений, когда вы стараетесь с чем то бороться, и эта борьба отражается на вас самих, постоянно возобновляя состояние острой клаустрофобии; в конце концов совсем не остается пространства для общения.

Единственный способ общения здесь состоит в том, чтобы вновь и вновь возрождать свой гнев. Вы думаете, что вам удалось выиграть войну на вытеснение, вы уже не получаете ответов от своего противника —вы вытеснили его из самого существования. И оказываетесь лицом к лицу с собственной агрессивностью, которая обращается на вас самих; ей снова удается заполнить все пространство.

Еще раз вы остаетесь в одиночестве, без всякого выигрыша, и еще раз ищете возможность сыграть ту же игру — это продолжается снова и снова. Вы играете не ради удовольствия, а потому, что не чувствуете себя в безопасности, не ощущаете достаточной уверенности. Если у вас нет возможности защитить себя, вы чувствуете мрак и холод, а потому вам приходится вновь разжигать пламя. Для этого необходимо непрерывно сражаться и этим поддерживать себя. Нельзя прекратить эту игру; и вы обнаруживаете, что только борьбой и занимаетесь. Все время.

http://img-2008-05.photosight.ru/04/2662625.jpg

____________________________________________________________

http://spiritual.ru/lib/myth6.html

6 часть

Глупцы

Что же нам делать теперь, когда мы понимаем структуру эго и неврозы, понимаем ситуацию, в которой находимся?

Нам нужно просто и непосредственно обратиться к нашей умственной болтовне и к эмоциям, подойти к ним без всякого философствования.

Нам, прежде всего, следует воспользоваться наличным материалом — а это «пунктики» эго, его правдивые и обманные свидетельства.

Вскоре мы начинаем понимать, что для начала нам на самом деле необходимы какие то хотя бы небольшие, но надежные свидетельства; пусть хотя бы символические: без них мы не в состоянии начать.

И вот мы практикуем медитацию, самую простую; [b]дыхание — это и есть наше скромное свидетельство[/b].

Какая ирония! Мы изучали буддийскую дхарму без каких либо свидетельств, а теперь обнаруживаем, что занимаемся чем то сомнительным, т. е. делаем именно то, что критиковали. У нас появляется недоверие и беспокойство: а не шарлатанство ли это иного рода, не новое ли проявление эго? Не окажется ли это все той же игрой? Не шутит ли это учение надо мной, не буду ли я выглядеть глупцом?

Мы очень подозрительны — и прекрасно: значит, наша способность к пониманию обострилась. Это хорошее начало; но, тем не менее, нам пора что то делать.

Вот теперь нужно проявить смирение и признать, что, невзирая на нашу интеллектуальную утонченность, наше действительное осознание остается примитивным; мы находимся на уровне детского сада, мы не умеем считать до десяти. Итак, сидя и медитируя, мы тем самым признаем, что мы — глупцы. И это оказывается необыкновенно мощным и необходимым средством.

Да, мы начинаем как глупцы, мы сидим и медитируем. Но коль скоро мы поняли, что, делая это, действительно являемся стопроцентными дураками, тогда мы начинаем понимать и то, что технические приемы играют роль подпорок. Мы не цепляемся за эти подпорки, не приписываем им какого то важного, мистического значения. Это просто орудие, которым мы пользуемся, пока есть необходимость, а потом отложим его в сторону.

Нам радостно оставаться в полной мере заурядными людьми, а это значит принимать себя такими, как есть, не силясь стать лучше, величественнее, чище, духовно богаче, проницательнее.

Если мы сумеем принять наши несовершенства, принять спокойно и естественно, то сможем использовать их как часть пути. Если же будем стараться избавиться от них — они станут врагами, перегородят нам путь к «самосовершенствованию». То же самое с дыханием: если мы воспринимаем его таким, как есть, и не пытаемся направить его на самосовершенствование, оно становится частью пути, поскольку не используется как орудие честолюбия.

http://photos.zamri.ru/333333/10222_tundra_e344e_512.jpg


Простота - 6 часть, продолжение

Практика медитации основана на отказе от дуалистической фиксации: вы должны прекратить борьбу хорошего против дурного.

Отношение, которое вы приносите в духовность, должно быть естественным, обычным, лишенным честолюбия.
Даже когда вы создаете хорошую карму, вы все равно сеете кармические семена будущего. А задача — в том, чтобы вообще выйти из кармического процесса, выйти за пределы как дурной, так и хорошей кармы.

В тантрической литературе есть много упоминаний о махасукха, или великой радости; причина, по которой это состояние называется великой радостью, заключается в том, что оно превосходит надежду и страх, удовольствие и страдание.

Слово радость употребляется здесь не в обычном смысле наслаждения, но как высочайшее и фундаментальное чувство свободы, чувство юмора, способность видеть иронический аспект хитростей эго, уловок дихотомии.

Если мы способны видеть эго, так сказать, с заоблачной высоты, тогда мы способны увидеть и его смешные свойства. Поэтому отношение, которое мы вносим в практику медитации, должно быть очень простым; оно не основывается на старании собрать побольше удовольствия или избежать страдания. Медитация становится скорее естественным процессом, работой с материалом — страданиями и удовольствиями, которые составляют часть нашего пути.

Вы пользуетесь техникой медитации — молитвой, мантрой, визуализациями, ритуалами, техническими приемами дыхания — не для того, чтобы получить удовольствие или утвердить свое существование.
Вы не пытаетесь отделить себя от этой техники, а стремитесь стать ею — так чтобы исчезло всякое чувство двойственности. Техника — это именно способ подражания стилю недвойственности.

Вначале практикующий пользуется техникой как своеобразной игрой, потому что он только воображает, что медитирует.
Но любая техника — например, ощущение или дыхание — это весьма прозаичное занятие, способствующее «заземлению» личности.

Правильным отношением к технике будет такое, когда техника не рассматривается как магия, не считается чудом или какой то многозначительной церемонией, а используется всего лишь как простой, чрезвычайно простой процесс. Чем проще техника, тем меньше опасность отклонений, поскольку вы не питаете себя ни всевозможными увлекательными, соблазнительными надеждами, ни страхами.

Вначале практика медитации сосредоточена только на основном неврозе ума, на путаных взаимоотношениях между вами и вашими проекциями, между вами и вашими мыслями. Если человек способен видеть простоту техники без какого то специального отношения к ней, то он способен также уловить связь со своим мыслительным стереотипом.

Он начинает видеть мысли как простые феномены, независимо от того, являются ли эти мысли благочестивыми или дурными, касаются ли они земных дел или чего то другого.

Он не относит их к какой либо категории, не считает их хорошими или плохими, он всего лишь видит их просто как мысли.

Когда вы всматриваетесь в свои мысли слишком пристально, вы на самом деле питаете их, потому что им, чтобы выжить, необходимо именно ваше внимание. Как только вы начинаете обращать на них внимание и распределять их по категориям, они становятся очень мощными, ибо вы питаете их энергией — вы не увидели в них простых явлений. Если вы стараетесь успокоить мысли, это оказывается только еще одним способом их питания.

Таким образом, вначале медитация не направлена на достижение счастья, как не является она и попыткой обрести душевный покой или мир, хотя они могут оказаться ее побочными результатами. Равным образом, не следует рассматривать медитацию как отдых от раздражения..

Фактически, начав практиковать медитацию, человек всегда обнаруживает, что всевозможные его проблемы всплывают на поверхность. Все скрытые аспекты вашей личности раскрываются по той простой причине, что вы впервые разрешаете себе увидеть состояние собственного ума как оно есть, впервые не даете оценки своим мыслям.

С каждым днем практикующий все больше ценит прелесть простоты. Впервые вы по настоящему делаете нечто с полнотой.

Занимаясь дыханием, ходьбой или любой другой техникой, вы просто выполняете ее, вы работаете с ней без всяких усложнений. Любые усложнения становятся прозрачными, они не затвердевают.

Итак, первый шаг в работе с эго состоит в том, чтобы начать относиться к мыслям очень просто: не пытаться их утихомирить, а спокойно наблюдать их прозрачность.

Практику сидячей медитации необходимо сочетать с практикой осознания в повседневной жизни. Во время практики осознания вы начнете ощущать результаты практики сидячей медитации. Ваши простые взаимоотношения с дыханием и мыслями продолжаются.

И все жизненные ситуации становятся простыми взаимоотношениями — это простые взаимоотношения с кухонной раковиной, простые взаимоотношения с автомобилем, простые взаимоотношения с отцом, матерью, с детьми. Конечно, это не значит, что человек внезапно преображается в святого. Все знакомые раздражения никуда не исчезли, но теперь это более простые, прозрачные раздражения.

Возможно, мелкие домашние дела не кажутся вам важными и значительными; но выполнять их простым способом чрезвычайно полезно. Если человек умеет воспринимать простоту такой, какая она есть, тогда медитация продолжается двадцать четыре часа в сутки.

Вы испытываете роскошное ощущение свободного пространства, потому что вам не нужно напряженно наблюдать за собой. Вы, скорее, просто воспринимаете ситуацию.

Конечно, вы, вероятно, еще будете наблюдать за процессом и комментировать его; но, когда вы сидите в состоянии медитации, вы просто есть; вы не пользуетесь дыханием или еще какой то техникой. Вас охватывает нечто. В конце концов, вам более не нужен ни переводчик, ни наблюдатель. Значит, язык понят правильно.     . 

6 часть не закончена......................

http://www.hartola.fi/kielisivut/kuvat/tainionvirta.jpg

5

........   продолжение 6 части

http://spiritual.ru/lib/myth6.html

Внимательность и осознание

Медитация — это работа с нашей торопливостью, с нашим беспокойством, с нашей постоянной занятостью делами.

Медитация дает нам пространство, или почву, где наше беспокойство может функционировать, где оно находит место для своего проявления и свободного релаксирования. Если мы не вмешиваемся в это беспокойство, оно становится частью пространства. Мы больше не подавляем желание снова и снова ловить свой хвост.

Практика медитации состоит не в том, чтобы вызвать гипнотическое состояние ума или создать ощущение полного спокойствия.

Старание достичь спокойного состояния ума отражает психологию нищеты. Стремясь к состоянию спокойствия ума, мы тем самым оказываемся в состоянии боевой готовности против беспокойства.

Налицо постоянная параноидная установка, постоянная ограниченность. Мы ощущаем необходимость быть на страже против внезапных приступов страсти или агрессивности, которые могут захватить нас, заставить утратить самоконтроль. Это состояние настороженности ограничивает диапазон ума, ум уже не воспринимает всего происходящего.

Вместо этого медитация должна отражать психологию богатства — способность использовать все, что возникает в сфере ума.

Таким образом, если мы обеспечиваем достаточный простор для беспокойства, чтобы оно могло свободно функционировать в этом пространстве, тогда энергия перестает быть беспокойной, потому что она обретает фундаментальное доверие к себе.

Медитация, как бы, дает беспокойной корове огромный богатый луг, покрытый сочной травой. Некоторое время корова может вести себя беспокойно и на этом лугу, но рано или поздно беспокойство станет неуместным: пространство так велико — корова ест, ест, ест, в конце концов наедается и… погружается в сон.

Признание беспокойства, отождествление с ним требует внимательности, в то время как для предоставления корове большого пространства на роскошном лугу требуется осознание.

То есть внимательность и осознание всегда дополняют друг друга. Внимательность есть процесс непосредственного соприкосновения с отдельными ситуациями — соприкосновения прямого, точного и определенного. Вы общаетесь, вступаете в связь с проблематичными или раздражающими ситуациями простым способом. Вы наблюдаете неведение, беспокойство, страсть, агрессивность — они не нуждаются ни в похвале, ни в осуждении. Они просто есть.

Это обусловленные ситуации, но их можно видеть ясно и точно посредством необусловленной внимательности. Внимательность подобна микроскопу: она не является ни наступательным, ни оборонительным оружием по отношению к микроорганизмам, которые мы наблюдаем с его помощью. Функция микроскопа — всего лишь точно показать то, что есть.
Внимательность не нуждается в прошлом или будущем: она вся в настоящем моменте. В это же время деятельный ум вовлечен в дуалистическое восприятие, ибо вначале необходимо пользоваться этим видом различающего суждения.

Осознание — это умение увидеть открытия, сделанные внимательностью.

Нам не нужно отказываться от содержимого ума, не нужно и удерживать его.

Точность внимательности можно оставить такой, как она есть, потому что у нее имеется собственное окружение, собственное пространство.

Нам не нужно принимать решение — отбросить ее или хранить как сокровище. Таким образом, осознание — это еще один шаг к возможности обходиться без выбора в ситуациях.

Санскритское слово для обозначения осознания — смрити —переводится как «узнавание», «вспоминание». Но это вспоминание не в смысле припоминания прошлого, а в смысле узнавания результата внимательности.

Внимательность дает некоторую почву; она как бы обеспечивает нас пространством, помещением для распознавания агрессивности, страсти и т. д.

Внимательность предлагает тему, терминологию и слова, а осознание — это грамматика, которая приводит в порядок все данные и правильно располагает термины.
Использовав точность внимания, мы могли бы задать себе вопрос: «Что же мне с этого? Что делать дальше?»

И осознание успокаивает нас: на самом деле нам ничего не нужно делать, мы можем оставить все на естественном месте.

Это подобно тому, как если бы мы обнаружили в джунглях прекрасный цветок; надо ли срывать его и нести домой или лучше оставить его? Осознание говорит нам: оставь цветок в джунглях, ибо там естественное место для развития этого растения.
Таким образом, осознание —это готовность не привязываться к открытиям внимательности, а внимательность — это всего лишь точность: вещи есть то, что они есть. Внимательность представляет авангард осознания. Мы молниеносно улавливаем ситуацию, а затем растворяем эту точность в осознании.

Итак, внимательность и осознание работают совместно, обеспечивая приятие жизненных ситуаций как они есть. Нам нет необходимости объявлять жизни бойкот, как нет и нужды потворствовать ей.
Жизненные ситуации суть пища для осознания и внимательности; мы не можем медитировать, избегая возбуждения и подавленности, сопутствующих жизни.

Мы изнашиваем обувь сансары, шагая в ней через практику медитации. Союз внимательности и осознания поддерживает странствие; и практика медитации, и духовное развитие зависят от сансары.

С большой высоты, откуда все видно, мы могли бы сказать, что нет необходимости ни в сансаре, ни в нирване, что странствие бесполезно; но поскольку мы находимся на земле, а не в небесах, совершать путешествие чрезвычайно полезно.

http://www.kamchatsky-krai.ru/photo/aljaska_denali_park.jpg


Скука - продолжение 6 части

Для описания развития эго мы должны воспользоваться аналогией с человеческим телом.

В этой аналогии фундаментальный дуализм, чувство, импульс и понятия - подобны костям тела.

Эмоции подобны мускулам,

а подсознательная болтовня и вся мелкая деятельность ума — это кровеносная система, которая питает мускулы и поддерживает их жизнеспособность.

Таким образом, чтобы иметь полностью функционирующее тело, нам необходимы мышечная система, кровообращение и кости в качестве каркаса.

Мы начинаем медитационную практику, имея дело с мыслями —периферией эго.

Практика медитации есть процесс распутывания.

Если вы хотите рассечь на части тело эго и рассмотреть его, то начинаете с того, что производите узкий разрез кожи, затем доходите до артерий.

Таким образом, практикующий, которого не интересуют свидетельства, начинает с операции.

Свидетельства — это болезнь; чтобы удалить ее, требуется операция.

Своей болезнью вы фактически стараетесь доказать, что вы существуете: «Я болен, следовательно, я реален: я чувствую боль».

И операция заключается в том, чтобы удалить представление о важности вашей личности, поскольку она, мол, больна.

Конечно, если вы больны, вы можете привлечь к себе всяческое внимание: можете звонить родственникам и друзьям по телефону, рассказывать им о своей болезни, и они придут к вам на помощь.

Но это — очень жалкий способ доказывать свое существование. Именно так действуют свидетельства. Они доказывают, что вы больны, следовательно, можете претендовать а внимание со стороны друзей.

Нам нужно работать над этой личностью, чтобы устранить болезнь свидетельств. Но если мы дадим больному человеку болеутоляющее средство, он так и не поймет, как много мусора ему следует выбросить. Поэтому не нужно вообще применять болеутоляющие; все должно происходить так, как происходит естественное деторождение. Мать видит, как рождается ребенок, как он выходит из ее тела, вступает во внешний мир.

Рождение буддхадхармы без свидетельств подобно этому процессу: вам следует видеть его полностью. Вас ведут прямо в операционную; и вот вы уже на операционном столе.
Первый этап операции состоит в том, что чрезвычайно острым ножом хирург делает вам небольшой разрез в самом больном месте. Этот нож — меч Манджушри, меч сострадания и мудрости. Сделан всего лишь один разрез, и он оказывается не таким болезненным, как вы ожидали.

Сидеть и медитировать — это и есть небольшой разрез на нашей артерии.
Возможно, вам уже говорили, что медитация необыкновенно скучна, утомительна и трудновыполнима. Но вы отнюдь не найдете ее трудной. Фактически она оказывается очень легкой: вы просто сидите. Артерия, подсознательная болтовня вашего ума, вскрыта при помощи какой либо техники — работы с дыханием, ходьбы или иной методики.

С вашей стороны это будет жестом полного смирения — просто сидеть и вскрывать свои мысли, просто встречать вдохи и выдохи; это всего лишь естественное дыхание, в нем нет ничего особого: вы просто сидите и вырабатываете наблюдательность по отношению к своему дыханию.

Здесь нет сосредоточенности на дыхании; ибо сосредоточенность заключает в себе нечто желаемое; нечто такое, чего надо придерживаться: вы находитесь здесь и стараетесь сосредоточиться на чем то, находящемся там.

Мы же практикуем не сосредоточенность, а скорее внимательность: мы видим, что происходит, а не развиваем сосредоточенность, которая ориентирована на цель. Все, что связано с целью, представляет собой движение откуда то куда то. В практике внимательности цели нет, нет и движения; вы просто внимательны к тому, что происходит.

Нет никаких обещаний — любви, света, всевозможных видений; нет ангелов, нет дьяволов. Ничего не происходит. Все чрезвычайно скучно. Иногда вы чувствуете себя дураком. Некоторые задают себе вопрос: «Кто кого дурачит? Я достиг чего нибудь или мне это только кажется?» Нет, вы ничего не достигли.

Идти по этому пути — значит отказаться от всего; не за что, даже зацепиться. Сидите и внимайте своему дыханию, будьте с ним. Вскоре вы начинаете понимать, что, когда только приступали к практике, подлинного вскрытия артерии еще не было.

Вскрытие происходит тогда, когда вы начинаете ощущать утомительность практики, настоящую скуку. «Я предполагал, что получу что то от буддизма, от медитации, что достигну новых уровней понимания. Но я ничего не достиг. Мне это надоело». Даже ваш наблюдатель не чувствует симпатии к вам; он начинает посмеиваться над вами.

Скука важна, ибо она направлена против свидетельств. Свидетельства развлекают, всегда приносят вам что то новое, живое, фантастичное, всевозможные решения. Когда же вы оставляете в стороне саму идею свидетельствования, тогда появляется скука.

Скука имеет важное значение в практике медитации; она увеличивает психологическую утонченность практикующих. Они достигают положительного понимания скуки и вырабатывают утонченность — до тех пор, пока скука не станет холодной, как горная река.

Река течет и течет, методически и однообразно, но ее вода так прохладна и свежа. Горы никогда не устают быть горами, а водопады никогда не устают быть водопадами. Благодаря их терпению мы начинаем правильно понимать их. В этом есть нечто. Я не хочу, чтобы мои слова обо всех этих процессах звучали чересчур романтично; я пытался написать черно белую картину, но удержаться трудно. Испытывать скуку, все время сидеть и сидеть — это хорошее чувство.

Первый гонг, второй гонг, третий гонг; а за ними будут еще раздаваться удары гонга. Сидеть, сидеть, сидеть. Продолжать вскрытие артерии, пока скука не станет чрезвычайно мощной. Нужно упорно работать над ней.

На этом уровне мы еще не можем по настоящему изучать ваджраяну или, в данном случае, даже махаяну. Мы не дошли до этого, потому что в действительности не установили взаимоотношений со скукой. Нам следует начинать с хинаяны. Если мы собираемся спастись от духовного материализма и от буддха дхармы свидетельствами, если мы собираемся стать буддха дхармой без свидетельств, то знакомство со скукой и повторяемостью оказывается чрезвычайно важным. Без этого у нас нет никакой надежды, в самом деле — никакой.

Существуют определенные уровни скуки, ее стилей. Традиционный дзэн в Японии предполагает некоторый определенный стиль скуки в монастырях. Сидеть, варить еду, есть, сидеть в дзадзэн, медитировать в ходьбе и так далее.

Но по-настоящему это провозвестие скуки не передается американцу новичку, который едет в Японию или принимает участие в традиционной японской практике у себя на родине.

Вместо этого понимание скуки превращается, если можно так выразиться, в воинствующее восхищение нерушимостью или в эстетическое любование простотой. Всем этим подменяют скуку и не видят ее подлинной сути. Она кажется слишком странной.

В действительности все было задумано не так. Для японца практика дзадзэн — это обычная японская ситуация, где вы просто выполняете свою ежедневную работу и много сидите в дзадзэн. Но американцы придают значение мелким деталям —тому, как пользоваться чашкой, как сознательно есть в позе дзадзэн. Все это  предполагает только создание чувства скуки; а американские ученики усматривают в этом произведение искусства. Очищение чашки, мытье, свертывание салфетки и т. д. — все становится живым театром. В Японии считают, что черная подушка не предполагает никакого цвета, создает полнейшую скуку. Американцам же она сообщает настроение воинствующей черноты, простоты, прямоты.

Традиция стремится вызвать скуку, что является необходимым компонентом узкого пути дисциплины; но вместо этого практика превращается в археологическое и социологическое обозрение интересных вещей, в нечто такое, о чем вы можете рассказать друзьям: «В прошлом году я провел целую осень в одном дзэнском монастыре: я просидел там шесть месяцев! Я наблюдал, как осень превращается в зиму; я занимался практикой дзадзэн; все было таким четким, таким прекрасным. Я научился сидеть, даже научился ходить и есть.  :D   Это было изумительное переживание, и мне совсем не было скучно».

Вы говорите друзьям: «Пойдемте, это так забавно— и собираете другие свидетельства. Попытка уничтожить свидетельства создает еще одно свидетельство.

Первый принцип разрушения хитростей эго — строгая дисциплина практики сидячей медитации. Никаких интеллектуальных рассуждений, никакого философствования! Просто сидеть, скучать. Такова первая стратегия в развитии буддха дхармы без свидетельств.

http://www.andreev.org/albums/Denali/images/12DL.jpg

Путь будды - продолжение 6 части

У скуки много версий: мы испытываем чувство, что ничего не происходит; что нечто могло бы произойти; и даже что вместо того, что не происходит, могло бы произойти нечто желанное, но тоже не происходит.

Кто-то в скуке находит наслаждение; в практике медитации можно найти нечто общее с холодной скукой, освежающей подобно горному ручью. Она оказывает бодрящее действие, потому что нам не нужно ничего делать, не нужно ничего ожидать.

Но если мы хотим пойти дальше легкомысленных попыток устранить или чем то заменить скуку, то должно существовать и некоторое чувство дисциплины. Вот почему мы работаем с дыханием в качестве практики медитации.

Простая практика дыхания весьма монотонна и непривлекательна — здесь мы не откроем третий глаз, не почувствуем, как у нас открываются чакры. Эта практика подобна каменной статуе Будды, сидящего в пустыне. Ничего не происходит, абсолютно ничего.

Понимая, что ничего не происходит, мы начинаем странным образом понимать и другое: происходит нечто величественное. Нет места легкомыслию, нет места поспешности. Мы просто дышим, и мы здесь. В этом есть нечто весьма удовлетворяющее и полезное — как если бы мы хорошо и с удовольствием поели — в противоположность такой еде, когда мы стараемся получить побольше удовольствия. Это очень простое приближение к душевному здоровью.

Сохранились сведения о том, что Будда изучил многие индуистские методы практики медитации. Он сидел, опаляемый кострами, он вступал в связь с энергиями Тантры при помощи визуализации всевозможных предметов; он видел фантомный свет, надавливая на глазные яблоки; зажимая «щи, он слышал жужжание звука, якобы свойственного упражнениям йоги.

Он сам прошел через все эти виды практики и понял, что все эти явления суть лишь хитроумные фокусы, а не подлинная медитация, не подлинное самадхи. Может быть, Будда был тупым учеником йоги, лишенным всякого воображения. Однако мы следуем его тупости, его примеру просветленного, самъяксамбудда (т. е. полностью просветленного).

По мере того, как вырабатывался подход Будды к практике медитации, он осознавал, что подобные трюки представляют собой только невротическую аффектацию.

Он решил искать то, что просто, что действительно находится здесь же, раскрыть взаимоотношения между умом и телом, раскрыть свои взаимоотношения с подстилкой из травы куша, на которой он сидел, и с деревом бодхи над головой.

Он смотрел на свои взаимоотношения со всем окружающим миром очень просто и прямо. Этот подход не был особенно воодушевляющим, не произошло никаких озарений. Однако он принес бодрость. Кто то спросил Будду на заре его просветления: «Каковы твои свидетельства? Как нам узнать, что ты —просветленный?» Будда коснулся рукой земли: «Эта твердая земля — мой свидетель. Эта плотная земля, именно эта земля — мой свидетель».

Здоровое, точное и определенное, свободное от каких либо эмоций, от каких либо концепций, от какого бы то ни было легкомыслия, — но опирающееся на то, что есть, — таково состояние пробужденное. И этому примеру мы следуем в нашей практике медитации.

Поскольку речь идет о Будде, в этом случае важно не само его послание — более существенным оказывается внутренний смысл этого послания.

Как последователи Будды, мы обладаем таким подходом, который воплощает идею випашьяна, что буквально означает «инсайт», «прозрение». Инсайт устанавливает связь не только с тем, что вы видите, но также и со скрытым значением видимого, со всей целостностью окружающего пространства и его объектов. Дыхание есть объект медитации, но то окружение, в котором происходит дыхание, также является частью медитационной ситуации.

Затем Будда привел в движение колесо дхармы и провозгласил четыре благородные истины —о страдании, о происхождении страдания, о цели и о пути.

Все это было следствием его вдохновенного открытия: он открыл, что существует огромное пространство, в котором пребывает универсальность вдохновения. Существует страдание, но существует также и окружение, в котором возникает это страдание. Все становится более обширным, более открытым. В конце концов, он был не таким уж плохим учеником йоги; возможно, он не был силен в хатха йоге, но зато видел все вокруг хатха йоги и пранаямы.

Глубинный здравый смысл Будда проявлял спонтанно. Он не произносил проповедей, не учил в общепринятом смысле этого слова, но по мере раскрытия его сущности внутри у него развивалась энергия сострадания и бесконечные ресурсы великодушия; люди почувствовали это.
Такой вид деятельности и есть практика випашьяна, которую мы пытаемся осуществить, т. е. постижение того, что в пространстве существует материя, что материя не предъявляет никаких требований к пространству, а пространство не предъявляет никаких требований к материи.

Это взаимно открытая ситуация. Все основано на сострадании и открытости. Состраданию не свойственна особая эмоциональность в том смысле, что вы должны чувствовать себя плохо, когда кто то страдает, что вы находитесь в лучшем сравнительно с другими положении и потому обязаны им помогать.

Сострадание —это та полнейшая открытость, в которой у Будды не было почвы, не было чувства территории. И это шло настолько далеко, что Будда вряд ли вообще обладал индивидуальностью. Он был всего лишь песчинкой в огромной пустыне. Благодаря своей незначительности он стал просветленным мирового масштаба, ибо в его достижении не было никакой битвы. Дхарма, которой он учил, была бесстрастной, лишенной агрессивности. А страсть полна желания, она рвется на чужую территорию.

Поэтому, если мы следуем пути Будды, наша практика медитации оказывается практикой бесстрастия, неагрессивности. Она противостоит духу обладания и агрессивности: «Это мое духовное путешествие, и я не хочу твоего вмешательства. Прочь с моей территории!»

Духовность, или видение випашьяна, — это перспектива с широким полем зрения; там вы можете свободно приходить и уходить, ваши отношения с миром открыты. Это абсолютное ненасилие.

http://spiritual.ru/lib/myth6.html

____________________________________

часть 7: Работа с эмоциями

http://spiritual.ru/lib/myth7.html

Дуалистический барьер

Как мы выяснили выше, скука весьма важна в практике сидячей медитации; для достижения глубин медитационной практики нет другого пути, кроме скуки.

Но в то же время мы должны взглянуть еще раз на нашу потребность в свидетельствах.

Даже переживание скуки или близость с ней могут сами по себе стать еще одной хитростью, еще одним способом создать чувство покоя, чувство уверенности в практике медитации.

Итак, кроме переживания скуки, необходимо иметь дело еще с чем то; и это «что то еще» — ситуации повседневной жизни, в которых заключены любовь, ненависть, подавленность и так далее, т. е. тонкие, но главнейшие эмоции.

Даже если мы научимся легко осуществлять практику випашьяна, связанную с дыханием, мы все же не в состоянии игнорировать эту обширную сферу возможных и неожиданных помех.

Вы можете закончить идеальный сеанс сидячей медитации, во время которого испытали настоящую скуку, а затем вы идете в гостиную, собираетесь позвонить по телефону своему другу — и вдруг обнаруживается, что вы не заплатили по счету за телефон и его у вас отключили; вы приходите в ярость: «Но ведь я же не виноват, что жена куда то засунула счет!», или «Они не имеют права делать это!», или еще что нибудь в том же духе.

Подобные мелкие события происходят постоянно. Переживая эти ситуации, мы начинаем понимать, что наша практика ориентирована на свидетельства, и что у нас существует вера в какую то изначальную гармонию.
Проблемы повседневной жизни —прекрасный способ разрушить наши свидетельства, покой и уверенность; они позволяют нам войти в контакт с нашими эмоциями.

Мы, возможно, способны увидеть простоту процесса рассудочного мышления, однако существуют очень сильные эмоции, работа с которыми чрезвычайно сложна и требует серьезного напряжения.

Работая с эмоциями, мы имеем дело не только с  осознанием (пятой скандхой), но также и с четвертой скандхой - «понятием», или «интеллектом». .

Эмоции состоят из энергии, которую можно сравнить с водой, и из дуалистического процесса мышления, который подобен пигменту или краске. Когда смешаны энергия и мысль, они становятся живыми и красочными эмоциями. Мышление сообщает энергии особое присутствие, чувство связи, делающее эмоции живыми и сильными. Эмоции беспокойны, болезненны и разрушительны, и основная причина здесь в том, что наши взаимоотношения с эмоциями не вполне ясны.

На уровне пятой скандхи (осознание) структура эго стала настолько действенной, что возникает конфликт между управлением эго и самим основным неведением — как если бы царский министр стал более могущественным, чем сам царь. Кажется, это и есть тот момент, когда эмоции становятся болезненными — поскольку вы не вполне уверены в том, каковы ваши взаимоотношения с эмоциями. Существует огромный конфликт, чувство, что ваши эмоции подавляют вас, что вы теряете свою изначальную тождественность, свой центр управления.

Итак, болезненность эмоций проистекает из этого конфликта: взаимоотношения с ними всегда амбивалентны. Однако, если человек по настоящему способен на полную и основательную близость с эмоциями, тогда они перестают быть внешней проблемой.

Тогда мы способны войти в очень тесное соприкосновение с ними, с борьбой между нами и ими;
тогда мы и наши проекции, мы и внешний мир — все это становится прозрачным. Такой подход заключает в себе устранение дуалистических преград, установленных мышлением
, понятиями; и это есть переживание шуньята — отсутствие относительных понятий, пустота.

Фактически, мы не видим вещи вполне такими, какие они есть. Обычно мы что то воспринимаем, а потом уже смотрим.
Смотреть в данном случае означает присваивать вещам имена и устанавливать ассоциации.

Видеть вещи — это значит принимать их такими, как есть,

но смотреть означает совершать ненужные усилия, чтобы удостовериться в том, что мы в безопасности, что в наших взаимоотношениях с миром нет никакой путаницы (свидетельства).

Таким образом, мы создаем свою безопасность, относя вещи к тем или иным категориям, давая им названия, пользуясь относительными понятиями для определения их взаимосвязей и взаимного соответствия. И эта безопасность приносит нам временное счастье и спокойствие.

Такой грубый способ - находить указатели в собственных проекциях - является слишком уж детским; нам приходится вновь и вновь повторять ту же уловку.

Мы даже не пытаемся подходить к нашим проекциям как к возбуждающим и текучим ситуациям; вместо этого мы видим мир абсолютно плотным и неподвижным.

Все являет собой замерзшее движение, замороженное пространство; все уплотнено, зацементировано. Мы видим мир с чрезвычайно прочного фасада из металла и пластика. Мы видим цвета такими, как они есть, однако каким то образом получается, что это цвета пластмассы, а не радуги.

Это качество "плотности" и есть тот дуалистический барьер, о котором мы здесь говорим. Этим мы не хотим сказать, что человек не должен ощущать текстуру камня или кирпича как плотную.

Физическое состояние плотности не имеет отношения к плотности психологической — когда мы имеем дело с твердостью, с жесткостью, с металлическим качеством в ментальной сфере.

Поистине чрезвычайно интересно, что мы видим только свою собственную версию мира — его плотную версию. И восприятие наше сильно индивидуализировано, центрировано на самоосознании.

Испытать с первой же попытки шуньята, т. е. отсутствие понятия, отсутствие дуалистического барьера, невозможно.

Необходимо начинать с простой практики, и лишь постепенно мы начнем воспринимать прозрачность мыслей и эмоций.

Далее мы должны стремиться выйти за пределы относительного свойства прозрачности, т. е. преодолеть чувство, что мы видим прозрачность мыслей и эмоций.

Иными словами, мыслительные процессы и эмоции прозрачны и совершаются в пустоте, в пространстве.

Это качество пространственности (все происходит и действует в пустоте) есть положительное пространство искусных средств, следствие работы с ситуациями повседневной жизни.
Фактически, творческие возможности и положительный аспект эмоций и жизненных ситуаций можно увидеть лишь благодаря переживанию пространства, а не его продукта. Если взаимоотношения человека с пространством получили надлежащее развитие, если они восприняты правильно, тогда нет никаких колебаний.

Мы говорим здесь о том, чтобы стать одним с эмоциями.

Это отличается от обычного подхода к ним и противоположно ему. Принято подавлять эмоции или проявлять их. Чрезвычайно опасно подавлять эмоции, потому что при этом мы смотрим на них как на нечто ужасное, постыдное. А это означает, что наши взаимоотношения с эмоциями не могут быть по настоящему открытыми. Если мы попытаемся подавить их, рано или поздно они вырвутся наружу — последует взрыв.

Есть и иная возможность: вы не подавляете своих эмоций, вы легко разрешаете себе «взорваться» и отдаться на их волю. Этот способ обращения с эмоциями является следствием определенного рода паники: ваши взаимоотношения с эмоциями не были надлежащим образом согласованы.

Это еще один вариант бегства от подлинной эмоции, освобождение иного рода, но и это освобождение тоже оказывается мнимым. Это смешение ума с материей: вы думаете, что физический акт проявления эмоций, воплощения их в действие принесет исцеление от них, устранит вызванное ими раздражение. Но обычно это лишь укрепляет их, они становятся еще интенсивнее. Взаимоотношения между эмоциями и умом и здесь остаются не вполне прозрачными.

Поэтому разумный способ работы с эмоциями заключается в том, чтобы установить связь с их глубинной сущностью, так сказать, с их абстрактным качеством. Эта глубинная сущность, основное качество эмоций, их фундаментальная природа — просто энергия.

И если нам удается установить связь с этой энергией, то энергия не вступает с нами в конфликт. Эмоции становятся естественным процессом. И попытки подавить эмоции, и увлеченность ими становятся теперь ненужными, поскольку человек вполне способен видеть их основные характерные черты, видеть эмоции такими, какие они есть, — а это и будет шуньята.

Перегородка между вами и вашими проекциями удалена — вернее, она стала как бы прозрачной.

Если в подходе к эмоциям нет паники, тогда вы можете обращаться с ними надлежащим образом, со всей полнотой. Тогда вы подобны достаточно искусному в своей профессии человеку, который не теряет головы, а выполняет свою работу основательно и безукоризненно.

Мы рассмотрели вопрос о том, как работать с сознаниемпоследней ступенью развития эго; мы рассмотрели также предыдущую ступень — стадию мышления.

Когда мы говорим о том, как обращаться с ними, мы не ставим вопрос о полном их устранении; задача сводится лишь к тому, чтобы увидеть их подлинную суть и трансмутировать их мятежные свойства в трансцендентальные качества.

И продолжать пользоваться энергиями мысли, энергиями эмоций, энергиями умственной деятельности.

Обычно, когда заходит речь об эго, в аудитории наблюдается немедленная реакция: эго считают чем то низким, каким то врагом. Вы чувствуете, что должны его уничтожить, уничтожить «я», «меня»; но такой подход является мазохистским, самоубийственным.

Люди склонны думать так потому, что обыкновенно, говоря о духовности, мы склонны воображать, что сражаемся со злом: мы — хороши, наша духовность — это как бы наивысшее добро, некий максимум; а другая сторона плоха.

Однако истинная духовность не есть битва; это — высшее выражение ненасилия. Мы не считаем какую либо свою часть низкой, не считаем ее врагом, а стараемся использовать все как часть естественного процесса жизни.

Как только устанавливается представление о полярности между добром и злом, мы тут же оказываемся в сетях духовного материализма, суть которого —достижение счастья как оно понимается ограниченным умом, т. е. эгоизм.
Таким образом, стена дуализма не есть нечто такое, что мы должны разрушить, устранить или предать проклятию. (нам нужно увидеть её прозрачность, несуществование)

Однако, увидев эмоции такими, как они есть, мы теперь располагаем новым материалом для творческой работы. Отсюда совершенно понятно, что понятие сансары зависит от понятия нирваны, а понятие о нирване зависит от понятия о сансаре; они взаимозависимы. Если бы не было заблуждения, не было бы и мудрости.

http://www.oldcity.ru/pictures/hr-o/big/Croatia_Plitvice.jpg

Рычание льва - продолжение 7 части.

Рычание льва — это бесстрашное утверждение, что любое состояние ума, включая эмоции, является ситуацией, пригодной для работы, напоминанием о практике медитации.

Мы понимаем, что хаотические ситуации нельзя отвергать. Мы не должны рассматривать их как регрессивные, как возврат к заблуждениям. Мы должны уважать всякое состояние нашего ума. Хаос следует считать очень хорошей новостью.  :crazyfun:

Существует несколько ступеней в отношении к эмоциям: это ступени видения, слышания, обоняния, прикосновения и трансмутирования.

На ступени видения эмоций мы получаем общее осознание того, что у эмоций существует собственное пространство, собственное развитие. Мы принимаем их как часть умственного стереотипа — не подвергаем сомнению, не ссылаемся на писания, не ищем помощи в подтверждениях; мы прямо признаем, что они таковы, что эти явления существуют.

Слушание — это переживание пульсаций набегающих на нас волн энергии.

Обоняние представляет собой уяснение того, что энергия есть нечто пригодное для работы — подобно тому как вы ощущаете запах еды и он вызывает у вас аппетит, желание поесть; и это приходит раньше, чем вы приступили к еде. Еда хорошо пахнет, ее запах восхитителен, хотя вы еще ничего не съели. Так и здесь: ощущается нечто пригодное для работы.

[b]Прикосновение есть чувство структуры всего явления; эту структуру вы можете как бы пощупать, как бы стать ее частью[/b];
вы ощущаете, что ваши эмоции не являются особенно разрушительными или неистовыми: это всего лишь приливы энергии, какую бы форму они ни принимали — агрессивную, пассивную или форму желания.

Наконец, стадия трансмутирования — это не подавление основных качеств эмоций, а скорее алхимическая практика превращения свинца в золото: вы не отбрасываете основные свойства материала, а неким образом изменяете его суть и внешний вид.

То есть вы переживаете эмоциональный прилив как он есть, но продолжаете работать с ним.
Обычно проблема заключается в том, что при возникновении эмоций мы чувствуем, что они нам неподвластны, что они могут захлестнуть, потопить существование нашей личности или свидетельства ее существования.

Однако если мы станем воплощением самой ненависти или какой то другой страсти, мы не будем более иметь никаких личных свидетельств.

Обычно именно поэтому мы и настроены против эмоций: мы чувствуем, что можем сделать глупость, потерять голову. Мы боимся, как бы агрессивность или депрессия не сделались настолько подавляющими, что мы утратим способность нормально функционировать, разучимся чистить зубы, звонить по телефону.

Существует опасение, что эмоции могут стать чрезмерными, что мы можем поддаться им и утратить свое достоинство, свою роль человеческих существ.

Трансмутация является полным изживанием такого страха.

Будьте внутри эмоции, пройдите через нее, отдайтесь ей, испытайте ее.

И вот вы начинаете идти навстречу эмоции, а не просто переживать ее приближение к вам.

Начинают развиваться особые взаимоотношения, как бы некий танец. Тогда могущественнейшие энергии становятся абсолютно пригодными для работы; они не захватывают вас, потому что им нечего захватывать, если вы не оказываете сопротивления.

Там, где нет противодействия, возникает ритм; там одновременно раздается музыка и совершается танец. Это и есть рычание льва.

Все, что возникает в сансарическом уме, рассматривается как путь; все годится для работы. Это бесстрашное провозглашение — это львиное рычание. До тех пор пока мы создаем «заплаты», чтобы прикрывать то, что считаем непригодным для работы с ситуациями, — метафизические, философские, религиозные заплаты, — наше действие не будет львиным рычанием.
Оно будет визгом труса — очень патетическим визгом.

Обыкновенно, во всех случаях, когда мы чувствуем, что не можем с чем то работать, мы автоматически оглядываемся, стараясь найти какие то внешние ресурсы, какую то заплату, чтобы прикрыть свою неспособность.

Мы заботимся о том, чтобы спасти лицо, избежать затруднений, избежать вызова со стороны своих эмоций. Как бы нам поставить еще одну заплату на ту, которая уже есть, как бы нам выпутаться из этого положения.

Мы могли бы навалить на себя тяжесть миллионов и миллионов заплат, лежащих одна на другой. Если первая из них оказалась чересчур тонкой, то вторая может быть покрепче, так что, в конце концов, мы создаем целый костюм из заплат, настоящие доспехи. Но при этом у нас возникают некоторые проблемы.

Сочленения доспехов начинают скрипеть, а возле них появляются дыры. Трудно накладывать заплаты на сочленения, потому что мы все еще хотим двигаться, хотим танцевать; а вот издавать скрип нам не хочется. Нам нужны сочленения, чтобы двигаться. Таким образом, если мы не полностью мумифицированы — что значит умереть, стать трупом, — то у нас нет способа полностью прикрыть себя. Для живого человека стать собранием заплат — идея абсолютно непрактичная.

Поэтому понятно, что с такой точки зрения "буддха дхарма без подтверждений" — это то же самое, что львиное рычание. Мы больше не нуждаемся в заплатах. Мы смогли трансмутировать вещество эмоций, и это представляет собой чрезвычайно мощный акт. В индийском искусстве эпохи Ашоки львиное рычание изображено в виде четырех львов, которые глядят в четырех направлениях, символизируя идею неуязвимости.

Любое направление перед нами — это символ всепроникающего сознания. Бесстрашие покрывает все направления. Если вы начинаете излучать бесстрашие, оно становится всепроникающим, распространяясь во всех направлениях. В традиционной иконографии некоторые будды изображены с тысячами или миллионами лиц, которые смотрят во всех направлениях во всеохватывающем осознании. Поскольку они видят во всех направлениях, то ничего не нужно защищать.

Львиное рычание — это бесстрашие в том смысле, что любая жизненная ситуация пригодна для работы. Ничто не отбрасывается как плохое, ничто не является предметом желания как хорошее. Но все, что мы переживаем в наших жизненных ситуациях, эмоции любого типа — все пригодно для работы.

Мы с полной ясностью видим, что попытки пользоваться опорными точками или подтверждениями не приносят пользы.
Мы должны по настоящему, основательно и исчерпывающе проработать ситуацию. Если нам очень хочется есть, если мы действительно голодны, не время читать меню: нам нужно есть. Если мы хотим подлинного общения с пищей — нужно забыть о меню. Здесь непосредственный интерес, прямые взаимоотношения.

Основной смысл понятия львиное рычание заключается в том, что если мы способны иметь дело непосредственно с эмоциями, способны относиться к ним как к материалу для работы, то нет никакой надобности во внешней помощи, в наставлениях.

Ситуация станет саморегулирующейся, и любая помощь от посторонних окажется подтверждением.

Таким образом вырабатывается подлинная самопомощь.

И теперь уже не нужно избегать проблемы подтверждений, потому что для спекуляций и рассуждений не остается места. Все становится очевидным и немедленным, все доступно для работы. Нет возможности, нет времени, нет пространства для размышлений о том, как представиться знающим, как изучать других людей, ибо ситуация совершенно открыта. Поэтому нет и мысли о том, как изобразить себя знающим человеком, — нет места для самой идеи хитрости.         

7 часть не закончена, продолжение..............

6

........  продолжение 7 части

http://spiritual.ru/lib/myth7.html

Работа с негативностью

Мы все переживаем негативность; сущность ее — наше глубоко агрессивное желание, чтобы вещи были иными, чем они есть.

Мы привязываемся, защищаем, нападаем — и во всем этом присутствует чувство собственной неполноценности; другими словами, мы браним мир за свою боль. Это и есть негативность.

Мы переживаем ее как что то ужасно неприятное, как дурной запах, как нечто такое, от чего мы хотим избавиться.

Но, вглядевшись пристальнее, мы обнаружим, что оно обладает очень сочным ароматом, оно очень живое. Негативное состояние не является плохим само по себе, оно представляет собой нечто живое и точное; оно связано с реальностью.

Негативное состояние порождает напряжение, трение, пустую болтовню, недовольство; но кроме того, оно оказывается точным, намеренным и глубоким.

К несчастью, тяжеловесные толкования и суждения, которые мы выносим на счет этих переживаний, бросают тень на самый факт. Эти толкования и суждения можно назвать «негативной негативностью»: мы наблюдаем за своим негативным настроением, а затем оправдываем его появление в данной ситуации.

Тогда негативное настроение кажется нам вполне естественным, и мы усматриваем в нем всевозможные хорошие качества: мы похлопываем его по спине, охраняем и оправдываем. Или слышим порицания и нападки других — и истолковываем их негативное отношение как благоприятное для нас.

В каждом из таких случаев, комментируя, объясняя и вынося суждения, наблюдатель прикрывает и углубляет свое негативное состояние.

Негативная негативность относится к философским системам и объяснениям, которыми мы пользуемся, когда хотим оправдать стремление уклониться от собственного страдания. Нам хотелось бы изобразить дело так, что эти «дурные» и «дурно пахнущие» аспекты нас самих и нашего мира в действительности не существуют или что их не должно быть — или даже что они должны быть.

Таким образом, негативная негативность обычно оказывается самооправданием — и самоограничением.

Она ничему не позволяет проникать сквозь свою защитную оболочку. Это путь лицемерия, это старание притвориться, что вещи таковы, какими мы хотели бы их видеть, а не таковы, какие они есть.

Этот второстепенный, комментирующий вид разума двойной негативности весьма осторожен и труслив, а также легкомыслен и эмоционален.

Он мешает отождествлению с энергией и разумом основной глубинной негативности. Поэтому забудем о самооправданиях, о попытках внушить самим себе, что мы хороши.

Изначальная честность и простота негативного состояния может стать творческой силой как в обществе, так и в личных взаимоотношениях.

Глубинное негативное состояние весьма откровенно, остро и точно; оставив его в роли глубинной негативности, не прикрывая концепциями, мы увидим природу его разума.

Негативное состояние порождает большой объем энергии; и когда эту энергию видят ясно, она становится разумом.

Если мы оставляем энергии такими, какие они есть, с их естественными качествами, они живут, не превращаясь в понятия, и укрепляют нашу повседневную жизнь.

Необходимо преодолеть понятийную негативность. Она заслуживает безусловной смерти под резким ударом глубинного разума — праджня парамита.

Вот для чего существует праджня — чтобы прорваться сквозь разум, когда он пускается в интеллектуальные спекуляции, когда он ищет опору в какого то рода верованиях.

Верования бесконечно подкрепляются другими верованиями и догмами, теологическими или моральными, практическими или деловыми.

Этот вид разума следует убивать на месте без всякого сожаления — как раз тот случай, когда сострадание не должно быть идиотским.

Эту интеллектуальную энергию следует поразить насмерть, убить, раздавить, стереть в порошок, уничтожить на месте одним ударом.

Удар глубинного разума в действительности есть прямое сострадание.

Способ его осуществления вытекает не из рассуждений и не из попыток самооправдания; он просто приходит как заключение глубинного разума, возникает из ощущения текущей ситуации.

Например, когда вы шагаете по снегу или по льду, вы ощущаете его текстуру в тот самый момент, когда ставите ногу. Вы чувствуете, удержится или поскользнется ваш башмак. Мы говорим именно об ощущении текстуры, о ее богатстве.

И если перед нами предстает негативная негативность, то существуют и определенные способы раздавить ее или убить.

Необходимые для этого энергии каким то образом приходят из самой глубинной негативности, а не создаются специальной техникой или способностью к убийству.

Бывает время для того, чтобы проявить мягкость; бывает также время, когда надо забыть о сострадании, стать безжалостным, если мы имеем дело с подобными легкомысленными ситуациями.

Под легкомыслием здесь подразумеваются лишние и ненужные умственные и физические действия, которыми мы поддерживаем свою занятость, чтобы не видеть того, что в действительности происходит.

Всякий раз, когда возникает легкомысленная эмоциональная ситуация, а из нее произрастают мыслительные процессы, необходимо выбивать из под них почву прямым ударом, т. е. ясно видеть то, что неправильно и нездорово. Это и есть так называемый Меч Манджушри, который одним взмахом рассекает корень дуалистический концептуализации.

Здесь человек должен быть по настоящему безжалостным, алогичным. Подлинная цель такого действия — просто раздавить легкомыслие, кажущееся разумным нежелание видеть вещи такими, каковы они есть в действительности.

Легкомыслие неспособно по настоящему ощутить почву в целом; оно чрезмерно занято реагированием на ваши проекции, когда те отражаются на вас же. Подлинная спонтанность ощущает текстуру ситуации, потому что она менее вовлечена в самоосознание, в стремление обезопасить себя в складывающихся обстоятельствах.

Очевидно, что, когда вы в самом деле раздавливаете легкомыслие, вы должны ощущать боль, поскольку существует известное тяготение к тому, чтобы заниматься легкомысленными действиями.

Раздавив легкомыслие, вы полностью устраняете это занятие.

Вы чувствуете, что вам больше не за что держаться, а это довольно страшно и больно.

И вот, угасив все, что же вы делаете дальше? Дальше вам нельзя продолжать жить в своем героизме, в своем достижении; необходимо просто танцевать с непрерывным потоком энергии, освобожденной в результате такого разрушения.

Тантристская традиция буддизма описывает четыре действия, или четыре карма йоги.

Первое действие есть умиротворение ситуации — если она неправильна. Умиротворение — это стремление очень мягко почувствовать почву.

Вы ощущаете ситуацию все глубже и глубже; вы не просто добиваетесь поверхностного успокоения, а охватываете ситуацию в целом, полностью ощущаете ее.

Затем вы распространяете на всю целостность свое обширное, полное достоинства и богатства качество. Это — вторая карма, обогащение.

Если она не оказывает действия, тогда следует третья карма, магнетизация.

Вы сводите воедино элементы ситуации. Почувствовав их умиротворенными и обогатив, вы затем их сводите воедино.

Если и это не принесло успеха, тогда совершается действие разрушения, или аннулирования, — четвертая карма.

Все четыре кармы тесно связаны с процессом подхода к негативному состоянию и так называемым проблемам.

Сначала умиротворите, потом обогатите, затем магнетизируйте — и если это не действует, в конце концов полностью угасите, уничтожьте.

Последнее необходимо, только если негативная негативность пользуется сильной псевдологикой, псевдофилософским подходом, или концептуализмом.

Это необходимо, когда существует особого рода мнение, которое влечет за собой целую последовательность других мнений, что напоминает чешуйки луковицы; или когда мы пользуемся логикой и способами самооправдания, так что ситуация становится очень тяжелой и плотной.

Мы знаем, что существует тяжесть, но одновременно морочим себе голову, чувствуем наслаждение от тяжести этой логики, чувствуем, что нам необходимо иметь какое то занятие.

Когда мы начинаем пользоваться уловками подобного рода, не остается свободного пространства. Вон!

В тантристской традиции сказано, что, если вы не уничтожите то, что необходимо уничтожить, вы нарушаете обет сострадания, который на самом деле обязывает вас уничтожать легкомыслие,

поэтому придерживаться пути не означает стараться быть добрым и никого не обижать,
это не значит, что, если кто-то загораживает нам путь, мы должны стараться быть с ним вежливым и произносить «пожалуйста» и «благодарю вас». Это не окажет действия, такой подход неверен.

Если кто то внезапно оказывается у нас на пути, мы просто отталкиваем его, потому что его вторжение было легкомысленным.

Путь дхармы — совсем не путь доброты, безопасности, пассивности и ложной «сострадательности».

Это путь, по которому никто не должен идти вслепую. Если такие появляются — вон! Их следует пробудить, согнав с пути.

На очень продвинутых уровнях практики мы можем проходить через негативную негативность и превращать ее в первоначальное негативное состояние, в результате чего получаем очень мощную негативную силу, чистую и свободную от самосознания. (от присваивания её себе)

Иначе говоря, полностью раздавив негативную негативность, вытерпев всю эту операцию без успокаивающих средств, мы вновь призываем негативное состояние ради его энергии. Но это может оказаться ловушкой.

Если чистая форма энергии отрицания связана с той или иной почвой, она неизменно рассматривается как свойство вторичной логической энергии негативной негативности.

Это происходит вследствие нашего стремления оживить комфорт и деятельность основной негативности.

Поэтому эту деятельность никоим образом не следует оживлять; надо полностью ее отбросить.

Тогда энергия, разрушающая процесс оживления, превращается в логическую энергию, трансмутированную в безумную мудрость; концептуальные же идеи выбрасываются.

Иначе говоря, более нет концептуальных идей, существует только вольный бег энергии. Первоначально были концептуальные идеи, а затем вы полностью уничтожили их и теперь не воспринимаете свет и тьму как свет и тьму; возникает не дуалистическое состояние.

При этом негативное состояние становится просто питанием, чистой энергией. Вы более не относитесь к негативному состоянию как к хорошему или плохому, а непрерывно пользуетесь исходящей из него энергией как источником жизни;

таким образом, вы никогда не испытываете подлинного поражения в какой бы то ни было ситуации.

Безумная мудрость не может потерпеть поражения. Если кто нибудь нападает на нее или превозносит ее, она одинаково питается От обоих потоков. Когда речь идет о безумной мудрости, хвала и порицание оказываются одним и тем же; ибо всегда возникает какая то энергия… Да, это поистине устрашающая мысль.

Безумная мудрость могла бы стать сатанинской. Но каким то образом не становится. Те, кто боится безумной мудрости, уничтожают себя.

Негативное отношение, которое они обращают на нее, отражается на них самих, потому что безумная мудрость не имеет никакого представления о хорошем или дурном, о разрушении или созидании.

Безумная мудрость не может существовать вне общения, вне ситуации, с которой можно работать; она проявляет заботу обо всем, что нуждается в заботе; она разрушает все, что нуждается в разрушении.

Враждебность разрушает самое себя, а открытость открывает самое себя. Все зависит от ситуации. Некоторые люди учатся от разрушения, а некоторые — от созидания. Именно этот принцип символизируют грозные и мирные божества — махакала и различные будды.

http://online.stack.net/~ALEX/Images/53s.jpg

Четыре руки махакала изображают четыре кармы. Вся структура основана на энергии и полном сострадании, лишенном идиотской жалости.

На картине левая рука изображает умиротворение; она держит кубок из черепа, наполненный амритой, пьянящим нектаром богов, который и является средством умиротворения.

Другая рука держит кривой нож, символизирующий обогащение, распространение нашего влияния на других, ощущение текстуры и богатства.

Искривленный нож считают также скипетром богов. Третья рука, правая, держит меч, орудие для соединения энергий. Нет нужды наносить удары этим мечом; энергии собираются вместе одними лишь его круговыми взмахами.
Четвертая Рука держит копье с тремя зубцами, символизирующее разрушение.
Вам не нужно разрушать трижды: одним толчком этого копья вы наносите три раны, совершаете одновременное и конечное разрушение неведения, страсти и агрессивности.

Махакала восседает на телах демонов, что изображает бессилие эго.
Это очень интересный образ, и он относится к тому, о чем мы уже говорили.

Вы не должны совершать импульсивного движения в сторону любой ситуации. Пусть ситуация придет, а вы посмотрите не нее, тщательно разжуйте ее, переварите и сядьте на нее; внезапное побуждение нездорово, импульсивно и легкомысленно —в нем нет спонтанности.

Ибо спонтанность видит ситуации такими, какие они есть.

Дело в том, что существует различие между спонтанностью и легкомыслием: их разделяет очень тонкая линия.

Всегда, когда возникает импульс что-то сделать, вы не должны просто действовать: надо работать с этим импульсом.
И если вы работаете с ним, вы не станете действовать легкомысленно, вы захотите по настоящему увидеть его, почувствовать вкус — безо всякого легкомыслия.

Легкомыслие означает рефлекторное реагирование. Вы бросаете что то, и когда эта вещь отскакивает к вам, вы реагируете.

Спонтанность имеет место тогда, когда вы бросаете что то, наблюдаете и работаете с энергией, когда вещь отскакивает обратно к вам.

В легкомыслии заключено чрезмерное беспокойство. Поскольку вы эмоционально возбуждены, в ваши действия вложено слишком много беспокойства.
А когда вы спонтанны, беспокойства меньше и вы всего лишь заняты ситуациями как они есть. Вы не просто реагируете, а работаете с качеством и структурой реакции. Вы чувствуете текстуру ситуации, а не просто действуете импульсивно.

Окруженный языками пламени, махакала изображает огромную, непрекращающуюся энергию сострадания, энергию гнева без ненависти. Корона из черепов символизирует негативные свойства, или эмоции, которые не отброшены, не оставлены, не осуждены как «плохие». Напротив, махакала использует их как украшения и венец.

_______________________________________-

часть 8: Медитация в действии

http://spiritual.ru/lib/myth8.html

Работа

Когда вы видите обычные ситуации в необычайном прозрении (инсайте), это подобно тому, как если бы вы находили в куче мусора драгоценные камни.

Если работа станет частью вашей духовной практики, регулярные ежедневные проблемы перестанут быть только проблемами — они будут источником вдохновения. Ничто не отбрасывается как тривиальное, ничто не принимается как особенно священное — используется вся субстанция, весь доступный нам материал жизненных ситуаций.

Однако работа может оказаться и бегством от творчества. Или вы работаете до безумия, заполняете работой все пространство и не позволяете развиваться никакой спонтанности, или же вы ленивы, считаете работу чем то таким, против чего надо восставать, — это указывает на боязнь творческого подхода.

Вместо того, чтобы дать простор творческому процессу, вы следуете своему очередному предрассудку, опасаясь состояния обширного ума.

Как только человек ощущает подавленность, чего то опасается, как только ситуация оказывается для него затруднительной, он тут же начинает полировать мебель или полоть грядки в огороде, пытаясь таким образом отвлечься.

Он не желает иметь дело с затаившейся проблемой, а потому пытается извлечь какое нибудь удовольствие из текущего момента.

Его пугает пространство, пугает любой пустой угол. Всюду, где стена оказалась
пустой, он вешает еще одну картину или украшение. И чем плотнее заполнены его стены, тем комфортнее он себя чувствует.

Истинная работа — это практическое действие, непосредственно связанное с землей. Вы можете работать в саду, в доме, мыть посуду или делать что то другое, требующее от вас внимания.

Если вы не ощущаете взаимоотношений с землей — ситуация превратится в хаотическую.

Если вы не чувствуете, что каждый ваш шаг, каждая ситуация отражает состояние вашего ума и таким образом обретает духовное значение, то ваше существование переполнится проблемами и вы будете только удивляться, откуда эти проблемы берутся.

Они как будто выскакивают из пустоты —потому что вы отказываетесь видеть тонкости жизни. Каким то образом получается, что вы не можете обманывать других, не можете даже притвориться и красиво налить чай в чашку — вы не в состоянии сыграть эту роль. Вам необходимо действительно почувствовать землю, ощутить ее и свои с ней отношения.

Японская чайная церемония — хороший пример действия в контакте с землей. Церемония начинается с продуманного размещения чашки, салфетки, метелочки, чая и кипятка. Гостям подают чай, и они пьют его неторопливо, с чувством надлежащего общения с вещами. Предусмотрено и то, как мыть чашки, как уносить их, как правильно закончить всю процедуру. Уборка со стола не менее важна, чем начало церемонии.

http://www.mooji.org/resources/mooji_chai.jpghttp://www.mooji.org/resources/chai2.jpg

Работа имеет огромное значение — пока вы не пользуетесь ею как бегством, как способом отвлечь внимание от серьезной нерешенной проблемы.

Это особенно важно, если вы заинтересованы в духовном развитии. Работа — один из наиболее тонких путей приобретения дисциплины. Не глядите свысока на тех, кто работает на фабрике и производит материальные предметы. От таких людей вы учитесь очень многому.

Высокомерное отношение к работе чаще всего проистекает из ложной утонченности аналитического ума. Вам, видите ли, не хочется связываться с физической работой. Вы предпочитаете исключительно умственный, интеллектуальный труд.

Да, это духовная проблема.

Обыкновенно люди, интересующиеся духовным развитием, думают о важности ума — этого таинственного, высокого и глубокого феномена, который мы решили изучать.

Но, как это ни странно, глубокое и трансцендентное следует искать на фабрике.

Возможно, вы там не исполнитесь блаженства; возможно, все будет выглядеть и звучать не столь приятно, как прочитанные вами рассказы о духовных переживаниях; но так или иначе реальность нужно найти там, и найти так же, как мы находим решения повседневных проблем. Если мы отнесемся к ним просто, по — земному, то сможем работать более уравновешенно и толково.

А если сумеем упростить себя до такой степени, то гораздо яснее увидим невротический аспект ума. Весь его нрав, его нескончаемые внутренние хитрости станут менее хитрыми; стереотип мышления преобразуется в весьма практический подход к реальным ситуациям.

Осознание в работе — очень важный момент. Оно может быть того же рода, что и наше осознание во время сидячей медитации: это скачок переживания открытости пространства. Это в значительной степени зависит от единого ощущения земли и окружающего пространства.

Вы не можете ощутить землю, если не ощущаете пространства.

Чем лучше вы чувствуете пространство, тем лучше чувствуете и землю. Ощущение пространства между вами и объектом становится естественным продуктом осознания, открытости, мира и легкости.

И путь практики заключается не в том, чтобы на чем то сосредоточиться или пытаться осознать себя и работу одновременно; вам нужно уловить полное ощущение этой открытости во время работы. Тогда вы почувствуете, что появилось больше пространства для работы.

В сущности, речь идет о признании и приятии открытости непрерывного медитативного состояния.
Вы не должны удерживать его или намеренно вызывать: нужно просто признать огромную энергию открытости в этот короткий миг, во время проблеска, длящегося какую то долю секунды.

А признав ее, уже почти намеренно не обращать внимания на ее существование и — продолжать работу. Открытость тоже будет продолжаться, и будет крепнуть ваше реальное ощущение вещей, с которыми вы работаете.

Когда мы говорим здесь об осознании, то имеем в виду не только и не столько то постоянное осознавание, которое является целью, объектом деятельности ума; речь идет прежде всего о том, чтобы стать единым с осознанием, единым с открытым пространством. Это значит стать единым также и с реальными вещами, с которыми вам приходится иметь дело.

И тогда медитация оказывается очень легкой: это вовсе не попытка расколоть вас на разные части, на разные уровни осознания, на наблюдателя и исполнителя. У вас возникают подлинные взаимоотношения с внешними предметами и с их красотой.


Любовь - продолжение 8 части.

Существует огромный запас энергии, не имеющей центра и вовсе не принадлежащей эго. Энергия эта представляет собой танец явлений без какого либо центра: это сама взаимопроникающая вселенная, влюбленная в самое себя.

Такая энергия обладает двумя характерными признаками: огненным качеством теплоты и склонностью протекать по особому —как пламя содержит искру, а воздух дает этой искре направление.

Такая энергия всегда движется вперед независимо от того, видим ли мы ее сквозь мутные фильтры эго.

Ее никак нельзя разрушить, ей невозможно помешать. Подобная солнцу, опаляющему глаза, она сжигает все, не оставляя места для сомнения или манипулирования.

Но когда эта теплота проходит сквозь фильтры эго, она испытывает застой, потому что мы игнорируем глубинную почву, отказываемся видеть обширное пространство, в котором возникает энергия.

Тогда она оказывается не в состоянии течь свободно в открытом пространстве, где находится также предмет страсти.

Вместо этого она уплотняется, суживается и ее движение направляется центральным штабом эго наружу, с тем, чтобы втянуть предмет страсти на свою территорию.

Эта хватающая энергия достигает своей цели — предмета страсти — и возвращается обратно, чтобы подвергнуться новому программированию.

Мы как бы вытягиваем щупальца и стараемся зафиксировать наши отношения. Эта попытка уцепиться за ситуацию приводит к тому, что процесс общения становится поверхностным.

Мы лишь касаемся поверхности другого человека и прилипаем к ней, никогда не проникая в целостность его существа.

Мы ослеплены своей привязанностью. Предмет страсти, вместо того чтобы купаться в интенсивном тепле свободной страсти, ощущает подавленность удушающим жаром страсти невротической.

Свободная страсть — это излучение без источника излучения, это текучее, всепроникающее тепло, которое струится без всяких усилий.

Свободная страсть не производит разрушений, ибо представляет собой уравновешенное состояние бытия.

Она в высокой степени разумна.

Осознание является препятствием для этого разумного, уравновешенного состояния бытия.

Раскрываясь, снимая хватку нашего эгоизма, мы видим не только поверхность объекта: мы уже способны видеть его насквозь.
Мы воспринимаем теперь не только чувственно доступные качества, но видим целостные свойства, а это — чистое золото.
Мы не подавлены внешним; наблюдая внешнее, мы одновременно проникаем и внутрь.

Таким образом, мы достигаем самой сущности ситуации. И если это — встреча двух людей, то их взаимоотношения одухотворяются: мы замечаем в другом человеке не только физическую привлекательность или привычные стереотипы — мы видим внутреннее так же хорошо, как и внешнее.

Это глубинное общение отнюдь не беспроблемно. Предположим, вы видите кого то насквозь, а ему это не по душе; он чувствует к вам неприязнь, страх — и уходит.

Что тогда делать? Вы провели свой сеанс общения до конца и во всей его целостности. Если другой человек бежит от вас, значит, таков его способ общения с вами.
Вам не выпадает идти дальше.

Если бы вы стали преследовать его, охотиться за ним, тогда рано или поздно вы бы показались ему демоном.
Вы видите его насквозь, а у него такой сочный жир, такое съедобное мясо — прямо просится на зуб, — конечно, он сочтет вас за вампира. И чем больше вы будете преследовать этого человека, тем очевиднее будут ваши неудачи.

Может быть, вы слишком неожиданно проникли в него своим взором и своим желанием, может быть, вы были чересчур проницательны.

Обладая великолепным острым зрением, проникающей страстью и разумом, вы злоупотребили своим талантом, играли им.

Для людей, одаренных какой то особенной силой или энергией, вполне естественно злоупотреблять этим качеством, некстати использовать его, пытаясь заглянуть в каждый угол.

Вполне очевидно, что в таком подходе чего-то не хватает; это "что-то" — чувство юмора.

Если вы попытаетесь продвинуться слишком далеко, это будет означать, что вы не чувствуете пространства как следует.

Вы чувствуете только свои взаимоотношения с этим пространством. Плохо здесь то, что вы не видите всех сторон ситуации, а потому упускаете из виду ее юмористический и иронический характер.

Иногда люди бегут от вас потому, что хотят поиграть с вами; им не хочется прямого, честного и серьезного включения в ваш внутренний мир, им хочется игры.

Но если у них есть чувство юмора, а вы его лишены, — вы становитесь демонической личностью.

И вот как раз здесь вступает в дело танец. Вы танцуете с реальностью, с видимыми явлениями. Когда вам чего то мучительно хочется, вы не действуете автоматически, не тянете руку, не устремляете взоры; вы всего лишь восхищаетесь.

Вместо импульсивного порыва вы даете возможность другой стороне совершить встречное движение. Вы учитесь танцевать с ситуацией.

Вам нет нужды создавать всю ситуацию в целом: вы только наблюдаете ее, работаете с ней и учитесь с ней танцевать.

Она не становится вашим созданием, а скорее — взаимным танцем. Никто не думает о себе, потому что здесь — взаимное переживание.

Когда во взаимоотношениях существует полная открытость, верность — в смысле полного доверия — проявляется автоматически; это естественная ситуация.

Поскольку эти взаимоотношения становятся такими реальными, такими прекрасными и цветущими, вы больше не можете общаться таким же образом ни с кем другим — и вы оба автоматически притягиваетесь друг к другу.

Но если появляется хоть какое нибудь сомнение, если у вас возникает ощущение угрозы со стороны некоторой абстрактной возможности, тогда, несмотря на то, что ваше общение все еще прекрасно, вы начинаете сеять семена паранойи и рассматриваете общение как чистые развлечения эго.

Если вы посеяли семена сомнения, это будет сковывать и запугивать вас, вызывая боязнь утраты общения, которое пока еще столь радостно и реально.

И придет время, когда вы засомневаетесь в самом характере общения — то ли любовном, то ли агрессивном. Это недоумение приносит определенную утрату дистанции; начинается невроз.

Когда вы теряете правильную перспективу, правильную дистанцию в общении, любовь превращается в ненависть.

Для ненависти, как и для любви, естественно желание вступить с человеком в физическое общение; но теперь такое желание будет означать, что вы хотели бы убить его или искалечить.

Если в ваши взаимоотношения включено эго, будь то взаимоотношения любви или какие угодно иные, всегда существует опасность повернуть против своего партнера.

Пока существует мысль об угрозе или любого рода неуверенность, взаимоотношения любви могут превратиться в свою противоположность.


Работа с людьми - продолжение 8 части.

Идея помощи друг другу не так проста, как кажется. Обычно, пытаясь помочь людям, мы становимся надоедливыми, мы предъявляем им различные требования, угнетаем их. Причина нашей надоедливости заключается в том, что мы не умеем оставаться самими собой. Нам хочется взорваться, превратиться в нечто, чтобы все узнали, как мы отчаянны. И вот мы распространяемся, вступаем без разрешения на чью то чужую территорию; мы хотим создать еще одно большое отделение себя, не задумываясь о том, желает ли другой человек принять нас или нет. Мы вовсе не намерены полностью раскрывать свой истинный характер, а на самом деле хотим господствовать над окружающей нас ситуацией. Мы шагаем прямо через чужую территорию, не обращая внимания на установленные там правила поведения, знаки и указатели: «По траве не ходить!», «Посторонним вход воспрещен!». И всякий раз, увидев эти знаки, мы становимся еще более агрессивными и радикальными. Мы просто лезем на чужую территорию, как танк на стену. Мы не только проявляем вандализм по отношению к чужой территории, но разрушаем при этом и свою, то есть, совершаем еще и внутренний вандализм. А это и значит надоедать, вредить — и себе, и другим.
Большинство людей избегает подобных ситуаций: они не хотят чувствовать, что стали в тягость. С другой стороны, не лучшими будут и нарочито вежливые манеры, непроницаемое лицо, корректные фразы, подчеркнуто вежливое внимание. Истинная внимательность — это не дипломатия, не умение скрываться за фасадом улыбок и светских разговоров; это нечто большее. Истинная внимательность требует много энергии и понимания, требует скорее открытия своей территории, чем вторжения на чужую. Для нее необходимы не игра в притяжение или отталкивание, не окружение своей территории электрическими проводами или магнитами — ибо весь этот арсенал оставляет мало надежды хоть чем то помочь кому бы то ни было. Но мы не должны оставлять попыток помочь другим. Мы лишь на миг увидели, как сделать первый шаг в сторону подлинной помощи; а теперь нужно не пожалеть времени и уловить, усвоить суть дела, как бы положить ее в рот, разжевать, почувствовать вкус и проглотить. Требуется длительное время, чтобы снести свои изгороди. И первый шаг здесь заключается в том, чтобы научиться любить самих себя, подружиться с собой и больше не мучить себя. А второй шаг — общаться с людьми, устанавливать с ними взаимоотношения и по мере сил помогать им. Это длительный процесс, требующий дисциплинированного терпения.
Научившись не надоедать, не быть в тягость, мы будем готовы к третьему шагу — бескорыстной помощи. Обыкновенно, предлагая помощь, мы ожидаем получить что то взамен. Мы могли бы сказать своим детям: «Я хочу, чтобы вы были счастливы, поэтому вкладываю в вас все свои силы»; но за этим стоит вот что: «Я хочу, чтобы вы были счастливы, потому что хочу, чтобы и вы меня порадовали, чтобы и вы принесли мне счастье, ибо я тоже хочу быть счастливым». На третьем шаге, в акте бескорыстной помощи и истинного сострадания, мы делаем что то не потому, что это принесет нам удовольствие, а потому, что это нужно сделать. Наш отклик бескорыстен, не централизован. Это не для них, не для меня. Это великодушие окружающего пространства.
Но нельзя просто выйти на улицу и практиковать этот род сострадания. Сначала необходимо научиться не быть в тягость. Если мы сможем подружиться с самими собой, если пожелаем быть сами собой, не питая ненависти к отдельным своим качествам и не стараясь их скрыть, то сможем раскрыться и для других. И лишь став на путь такого раскрытия, не оглядываясь и не охраняя себя, мы — может быть окажемся в состоянии действительно помочь другим.


Восьмеричный путь - продолжение 8 части.

На нашем жизненном пути множество поворотов, перекрестков и окольных дорожек; эти ответвления всех видов постоянно обольщают нас: «Питание, газ, квартира — за следующим поворотом!»

Мы движемся вперед по своему главному пути, но нам постоянно что то обещают — нужно только свернуть с него, вон там, на следующем перекрестке.

Перед нами столько красочных объявлений! Нам не хочется быть там, где мы находимся, быть такими, как мы есть; нас всегда тянет куда то в другое место, мы всегда способны свернуть с пути за ближайшим поворотом, хотя твердо знаем, что ни при каких обстоятельствах с этой дороги сходить нельзя, и хотя действительно не располагаем никаким выбором.

Нам тесно там, где мы находимся, нам хочется услышать, как кто то предлагает другую возможность, где не придется стыдиться самих себя: «Я дам вам маску, только наденьте ее!».

И вы уже готовы выскочить здесь же, на этой остановке — и вот вы «спасены», притворившись кем то другим. Вы думаете, что люди видят в вас другую личность, поскольку вы надели другую маску, маску того, кем вам хотелось бы быть.

Буддизм не обещает ничего. Он учит нас неизменно быть самими собой, находиться там, где мы находимся; и он учит нас соответственно относиться к жизненным ситуациям.

Так, очевидно, и надлежит идти по своему пути, не отвлекаясь всевозможными поворотами и остановками. Указатели сообщают: «Следующая остановка — тибетская деревня!», «Следующая остановка — японская деревня!», «Следующая остановка — нирвана!», «Следующая остановка — экспресс просветление!», «Следующая остановка —Диснейленд!».

Если вы пойдете вправо, все будет великолепно: вы действительно получите то, что вам пообещали. Но после того, как вы сходили в Диснейленд или приняли участие в Фестивале Нирваны, вам придется подумать, как вернуться домой. То есть нужно снова возвращаться на большую дорогу. Это неизбежно.
Боюсь, что именно так выглядит наш основной жизненный путь, процесс, в который мы постоянно вовлечены.

Сожалею, но я не предложу вам никаких чудесных и великолепных перспектив. Мудрость оказывается простым будничным делом.

Будда видел мир таким, каков он есть; это и было его просветлением. Слово «Будда» означает «пробужденный» — то есть не спящий, в состоянии полного осознания; в этом и заключается его послание нам.

Он предложил путь к пробуждению, путь, имеющий восемь аспектов; и он назвал его восьмеричным путем.

Первый аспект, указанный Буддой, относится к правильному видению. Заблуждения, или «ошибочные взгляды», — это дело концептуализации. 

Кто-то шагнул в нашу сторону — и мы внезапно оледенели.

Мы не только сами заморожены, но замораживаем и пространство, в котором находится приближающийся к нам человек.

Мы называем его «другом» или «врагом». И этот человек проходит через замороженную ситуацию неподвижных идей — «это - то», «это - не то».

Именно такой подход Будда называл «ошибочным видением» — несовершенным, концептуализированным мнением, когда мы не видим ситуацию такой, какая она есть.

Существует, однако, возможность не замораживать пространство. Тогда человек вступает в мягкую, «смазанную» ситуацию, где и он, и я остаемся такими, какие мы есть. Такая «смазанная» ситуация вполне возможна, и она создает открытое пространство.

Конечно, открытость можно отнести к философским понятиям; но и философия не обязательно должна быть фиксированной, неподвижной.

На ситуацию можно смотреть и без идеи «смазки» как таковой, и вообще без какой либо фиксированной идеи.

Иными словами, философский подход как раз и заключается в том, чтобы видеть ситуацию такой, какая она есть: человек, который сейчас подходит ко мне, — не друг, а поэтому и не враг; это просто приближающийся ко мне человек, и мне не нужно судить о нем заранее. Это и называется правильным видением.

Второй аспект восьмеричного пути называется правильным намерением.

Обычное намерение базируется на только-что описанном нами процессе. Зафиксировав данную личность в понятии, мы теперь готовы или ухватиться за этого человека, или напасть на него.

Автоматически включается особый аппарат, функция которого — подготовить для приближающегося человека надувной матрац или пулемет.

[u]Это намерение[/u]; это мыслительный процесс, который соотносит мышление с действием.

Когда вы сталкиваетесь с какой то ситуацией, вы размышляете; а мышление склоняет к действию.

В вашей постоянной бдительности, направленной на то, чтобы сообразовать ситуацию с личной безопасностью, намерение вырабатывается как бы внутри тисков.

Эмоциональный элемент, озабоченный по поводу удовольствия или страдания, распространения или сдержанности, — одна челюсть этих тисков; тяжелый, физический аспект ситуации — другая челюсть.

Ситуация заставляет вас постоянно пережевывать свое намерение, как жевательную резинку; а намерение всегда имеет вкус приглашения или нападения.

Но, согласно Будде, существует правильное намерение. Чтобы увидеть, что это такое, мы должны сначала понять, что Будда подразумевал под «правильным».

Он вовсе не хотел сказать этим словом, что «правильное» противоположно «неправильному». Его слово «правильное» означает то, что есть, а не то, чему следовало-бы быть.

Слово «правильный» здесь представляет собой перевод санскритского самьяк, которое означает «полный», «совершенный».

Совершенство не нуждается в относительной помощи, не нуждается в поддержке благодаря сравнению; оно самодостаточно.

«Самьяк» означает видеть жизнь такой, какая она есть, прямо и честно, без особого подхода, без подпорок.

В баре говорят: «Мне порцию чистого» — то есть не разбавленного содовой или водой; вы получаете нечто чистое. Это самьяк.
Никакого разведения, никаких примесей — чистый напиток.

Будда постиг, что жизнь может быть мощной и утонченной, положительной и творческой; он понял, что ей не нужны вымыслы, которые в нее подмешивают.

Жизнь — это неразведенный напиток, это горячее удовольствие, горячее страдание, все жгучее, неразведенное, стопроцентной чистоты.

Таким образом, правильное намерение означает отсутствие склонности к чему бы то ни было, кроме того, что есть.

Вы не мучаетесь идеей, что жизнь могла бы быть прекрасной или могла бы быть полной страдания; вы не беспокоитесь о смысле жизни. Согласно Будде, жизнь есть страдание, жизнь есть удовольствие.

Это ее самьяк, это точно и прямо: неразбавленная жизнь без каких бы то ни было добавок.

Нет совершенно никакой необходимости ослаблять жизненные ситуации или усиливать их.

Удовольствие как оно есть, страдание как оно есть — таковы абсолютные предпосылки Будды в его оценке намерения.

Третий аспект восьмеричного пути — правильная речь («речь» на санскрите — вак, т. е. «произнесение», «слово», «логос»).

Это означает совершенное общение, при котором говорится: «это так», а не «думаю, что это так»; «огонь горяч», а не «думаю, что огонь горяч». Огонь в самом деле горяч, естественно горяч — и это прямой подход. Такое общение и есть истинная речь.

Она обозначается в санскрите словом сатья, что означает «быть истинным».

Сейчас на улице темно, никто не станет возражать против этого, никому не придет в голову говорить: «Я думаю, что на улице темно» или «Уверяю вас, на улице темно».
Нужен лишь необходимый минимум слов, и он верен.

Четвертый аспект восьмеричного пути — правильная мораль, или правильная дисциплина.

Если нет никого, кто навязывает дисциплину, и нет того, кому она навязывается, тогда в дисциплине в обычном смысле этого слова вообще нет нужды. Это ведет нас к пониманию правильной дисциплины, совершенной дисциплины, существование которой не связано с эго.

Обычная дисциплина существует только на уровне относительных решений. Если есть дерево, должны быть и ветви; однако если дерева нет, то нет и таких вещей, как ветви.

Подобным же образом, если не существует эго, вся цепь проекций становится ненужной. Правильная дисциплина есть процесс отречения подобного рода; он приводит нас к совершенной простоте.

Все мы знакомы с сансарическим видом дисциплины, целью которой является самосовершенствование. Мы отказываемся от всевозможных вещей ради того, чтобы сделаться «лучше», а это приносит нам огромное успокоение, уверенность в том, что мы способны что то сделать со своей жизнью. Такие формы дисциплины только усложняют без необходимости нашу жизнь, тогда как нам следует упрощать ее и жить подобно риши.

Санскритское слово "риши" относится к человеку, который постоянно живет непосредственной жизнью. Тибетское слово, соответствующее риши, — трангсонг или дранг срон. Транг означает «прямой», а сонг — «справедливый».
Термин относится к тому, кто ведет простую и справедливую жизнь, не добавляя осложнений в свои жизненные ситуации. Это — постоянная дисциплина, наивысшая дисциплина. Мы упрощаем жизнь, а не ввязываемся в новые мелочи, мы не выискиваем новые приправы, чтобы добавлять их к жизни.

Пятый аспектправильный образ жизни. Согласно Будде, правильный образ жизни означает просто зарабатывать трудом — зарабатывать доллары, фунты, франки, песо.

Для того чтобы покупать пищу и платить налоги, нам нужны деньги. Это вовсе не является каким то жестоким бременем; такова естественная ситуация. Нет необходимости надрываться ради денег, но и незачем жаловаться на необходимость работать.

Чем больше энергии вы тратите, тем больше получаете. Необходимость зарабатывать деньги вовлекает в такое множество ситуаций, связанных между собой, что она пронизывает всю вашу жизнь. Стремление уклониться от работы чаще всего связано со стремлением уклониться и от других аспектов жизни.

Люди, отвергающие материализм американского общества и отходящие от него в сторону, просто не желают взглянуть на себя прямо. Они хотели бы успокоить себя представлениями о том, что ведут философски добродетельную жизнь; они не желают понять, что им не хочется работать с тем миром, какой есть.

Мы не можем рассчитывать на помощь небесных существ.

Если мы примем доктрины, которые велят нам ожидать благодати, мы не раскроемся для реальных возможностей, заключенных в ситуациях.

Будда верил в причину и следствия. Например, вы рассердились на приятеля и решили порвать с ним;
вы резко с ним поговорили, вышли, хлопнув дверью, и прищемили палец.
Вам больно, не правда ли? Это и есть причина и следствие. Вы понимаете, что здесь налицо некоторое предостережение. Вы не обратили внимания на кармическую необходимость.

И так случается все время: мы попадаем в подобные положения, когда нарушаем принцип правильного образа жизни.

Шестой аспектправильное усилие.
Санскритское самь ягвъяяма означает «энергия», «упорство», «напряжение».

Это то же самое, что и принцип энергии бодхисатвы.

Нет необходимости постоянно лезть вперед, непрерывно гнуть шею. Если вы пробуждены и открыты в жизненных ситуациях, для вас и для других людей есть возможность быть творческими, красивыми, полными юмора, приятными.

Эта естественная открытость и есть правильное усилие, в противоположность всякому традиционному усилию.

Правильное усилие —это видеть ситуацию в точности такой, какова она есть именно в данный момент, целиком в ней присутствовать, с удовольствием, с улыбкой.

Бывают случаи, когда мы знаем, что находимся здесь, однако на самом деле не хотим принимать полного участия; а правильное усилие заключает в себе именно такое полное участие.

Для того чтобы стало возможным правильное усилие, мы нуждаемся в просветах среди нашей беспорядочной или фантазерской болтовни; нам нужно пространство, где мы могли бы остановиться и присутствовать.

Обычно кто-то за нашей спиной нашептывает какой то соблазн, что-то нам бормочет: «Медитация — это очень хорошее занятие; но не лучше ли пойти в кино? Медитировать прекрасно; но как насчет того, чтобы повидаться с друзьями? А как быть с тем или с этим? Не почитать ли книгу? Не лечь ли спать? Не взять ли? Не сделать ли?»

Беспорядочные мысли появляются постоянно: все время возникают многочисленные предложения —и для того, чтобы проявить усилие, просто не остается места.

Но дело может быть и не в беспорядочных мыслях.

Иногда - это постоянные фантазии, мечты о возможном: «Вот приближается мой враг, а я наношу ему удар — я хочу бороться с ним, я ему покажу» или «Идет мой друг, я обнимаю его, приветствую у себя дома, оказываю гостеприимство». Так продолжается снова и снова.

«Мне хочется съесть баранью отбивную, нет, целую ногу барана, говядины, лимон, мороженое.
Мы с другом могли бы пойти в магазин, купить мороженого, принести домой; и у нас был бы приятнейший разговор за мороженым. Или можно было бы пойти в мексиканский ресторан, заказать тако, принести домой, опустить в соус и затем съесть, а во время еды приятно побеседовать на философские темы. Это был бы такой милый разговор — да еще при свечах и тихой музыке».

Мы постоянно грезим о неисчислимых возможностях различного рода развлечений, и нет шансов для остановки, нет места для собственного пространства.

Создать для себя пространство — усилие — не усилие и снова усилие —не усилие — в некотором смысле очень непросто, это очень тонкое искусство: нужно уметь прекратить беспорядочную болтовню или поток воображения. Правильное усилие — это великолепно.

Седьмой аспектправильная внимательность, или правильное направление мысли.

Правильная внимательность означает не просто осознание; она подобна процессу создания произведения искусства.

В правильной внимательности больше простора, чем в правильном усилии.

Если вы пьете чашку чая, вы осознаете все окружение вместе с этой чашкой. И вы можете довериться тому, что делаете, вам ничто не угрожает. Вы располагаете пространством для танца, и это создает творческую ситуацию. Пространство для вас открыто.

Восьмой аспект восьмеричного пути — правильное самадхи, или правильная поглощенность (саммасамадхи, или самь яксамадхи).

Самадхи означает «быть самим собой», — а это подразумевает связь с пространством ситуации.

Это имеет отношение как к ситуациям нашей жизни, так и к сидячей медитации. Правильная поглощенность — это вовлеченность основательная и полная, когда нет двойственности. Во время сидячей медитации вы есть одно с техникой; в жизненных ситуациях окружающий мир тоже является частью вас самих. Поэтому вы не нуждаетесь в медитации как таковой, как если бы вы были личностью, отдельной от акта медитирования и от объекта медитации. Если вы едины с живой ситуацией, такой, как она есть, медитация просто совершается сама по себе.     

конец 8 части...........

7

......

часть 9: ОБЕТ БОДХИСАТТВЫ

Прежде чем мы посвятим себя движению по пути бодхисатвы, мы должны сначала пройти хинаяну — узкий путь.

Формально этот путь начинается с того момента, когда ученик находит убежище в будде, дхарме и сангхе, то есть, в прямой линии учителей, в учении и в общине сотоварищей по странствию.

Мы раскрываем свой невроз перед учителем, мы принимаем учение как путь и смиренно разделяем свои заблуждения со спутниками, такими же, как и мы, живыми существами.

Символически мы покидаем родину, имущество и друзей; мы отказываемся от знакомой почвы, которая поддерживает наше эго, мы признаем беспомощность эго, его неспособность контролировать собственный мир и собственную безопасность.

Мы оставляем свои стремления к главенству, самосохранению.

Но то, что мы нашли убежище, не означает, что мы попадаем в зависимость от своего учителя, общины, от священных писаний. Это означает лишь отказ от поисков дома: мы становимся беженцами, одинокими личностями, которые должны зависеть только от самих себя. Учитель, спутник по странствию или священные писания могут показать нам на карте наше местонахождение, могут сообщить, куда мы могли бы пойти отсюда; но путешествие мы должны совершить сами. В сущности, нам не в состоянии помочь никто. Если мы будем стремиться к тому, чтобы облегчить свое одиночество, мы собьемся с пути. Вместо этого мы должны установить такие взаимоотношения с одиночеством, чтобы оно стало уединенностью.

(только 1 абзац главы)...........

Чогъям Ринпоче Трунгпа
Миф Свободы и путь медитации

читать - http://spiritual.ru/lib/lindex_myth.html

скачасть - http://lib.aldebaran.ru/author/trungpa_ … meditacii/

http://www.indo-china.ru/data/i/1/6.jpg

8

http://odessa.shambhala.info/images/Image/Ukraine/Trungpa_Khyentse_s.jpg

Чогъям Ринпоче Трунгпа

Аспекты практики

Вступление

Существует необходимость с особой силой подчеркнуть важность практики медитации.

Нам надобно увидеть неуклонную логику того положения, что ум является причиной заблуждения, а потому, выходя за пределы ума, мы достигаем просветленного состояния;

и оно может иметь место только благодаря практике медитации.

Это испытал сам Будда, работая над своим собственным умом; и то, что он узнал, было передано нам, особенно в «Сатипаттхана сутте», которая излагает начало пути буддийской медитации — при помощи практики внимательности.

Чрезвычайно важно начинать с самого начала вместо того, чтобы развлекаться красочными описаниями продвинутых достижений. Как сказал великий индийский учитель Атиша, учивший в Тибете в одиннадцатом столетии: «Без совершенной шаматхи— внимательности, можно старательно медитировать тысячу лет и не достичь самадхи».

Поскольку внимательность оказывается краеугольным камнем буддийской практики, общим для всех традиций, поскольку учение Будды, выраженное в «Сатипаттхана сутте», сохраняет основное откровение, из которого возникла эта практика, мы привели эту сутту здесь, в этом номере Гаруды", как первую главную тему, как коронную драгоценность учения о внимательности.

http://www.podvodoi.ru/Photos/Malta2003/P6270157.jpg

Глава 1. Некоторые замечания о традиции внимательности

Для последователя буддийской дхармы существует необходимость с особой силой подчеркнуть важность практики медитации.

Нам надобно увидеть неуклонную логику того положения, что ум является причиной заблуждения, а потому, выходя за пределы ума, мы достигаем просветленного состояния; и оно может иметь место только благодаря практике медитации.

Чрезвычайно важно начинать с самого начала вместо того, чтобы развлекаться красочными описаниями продвинутых достижений.

Внимательность есть начало медитационной дисциплины, которая ведет к большему осознанию. Фундаментальными положениями этой медитационной дисциплины является изречение, известное под названием "четырех дхарм Гампопы . Учитель Гампопа (1079 1153) основал монашескую традицию ордена кагью. Вот его четыре дхармы:

"Да следует мой ум дхарме.
Да принесет моя практика успех на пути;
Да рассеется неведенье благодаря следованию по пути,
Да будет неведенье преображено в мудрость".

Из первой дхармы следует необходимость воспитания ума, так чтобы этот ум стал самой дхармой. При этом подразумевается, что все виды его деятельности возникают в результате внимательности.

Сначала умственная деятельность представляет собой лишь напоминания о дхарме, напоминания об открытости.

Затем, когда ум сам стал дхармой, его естественным движением оказывается странствие по духовному пути, которое являет собой дисциплину открытости.
Это странствие очищает заблуждение. А когда заблуждение очищено, его энергия трансмутируется в энергию мудрости.

Четыре дхармы Гампопы выражают «трияна», или тройственную природу средств буддийского пути.

Практикуя внимательность, мы находимся лишь в начале этого пути, на уровне хинаяны, на котором мы берем на себя труд следовать по пути.

Махаяна начинается с постижения того факта, что наш ум — это и есть путь , а потому его спонтанная деятельность представляет собой духовное богатство для себя и для других.

Великодушие и ясность возникают в единстве. Ваджраяна, или тантра, отправляется от того пункта, где все, что возникает в уме, переживается в виде игры мудрости и искусных средств, тонко, но мощно действующих для просветления всех живых существ.

«Сатипаттхана сутта», приводимая здесь в сокращении из за недостатка места, принадлежит к учению тхеравады и сохраняет аромат раннего буддизма.

Нижеследующее объяснение ума и оснований внимательности, взятое из моих бесед, не имеет точного соответствия с буквой беседы Будды. Оно скорее взято из сокровищницы живого устного учения, которое стремится сделать учение Будды пригодным для восприятия практикующего любой эпохи, в том числе и нынешней.

Это особое учение стремится открыть путь внимательности, показывая сущность каждого из четырех ее оснований, что является внутренним ключом к практике.

Таким образом внимательность к телу, изложенная в «Сутте», рассматривается в свете понимания психосоматического тела и чувства бытия.

Внимательность к чувству, изложенная в «Сутте», развивает глубинные слои внимательности к жизни. Внутреннее ядро внимательности к уму объясняется как усилие, которое подготавливает почву для вспышки абстрактного ума.

Внимательность к объектам ума становится внимательностью к проекциям ума в понятиях тотальной простоты одиночных актов ума.

Глава 2. Основания внимательности

Внимательность представляет собой основной подход к духовному странствию, общий для всех традиций буддизма.

Но прежде чем мы бросим первый взгляд на этот подход к духовности, нам следует иметь некоторое представление о том, что подразумевается под самой духовностью.

Некоторые утверждают, что духовность есть способ достижения какого то лучшего вида счастья, некоторого трансцендентного счастья.
Другие видят в ней удобный способ развить некоторую класть над другими людьми.
Еще другие говорят, что главный пункт духовности — приобретение силы и магических энергий, так чтобы мы могли изменить этот плохой мир и улучшить его, очистить при помощи чудес.

Ни одна из этих точек зрения как будто не имеет ничего общего с подходом буддизма. Согласно буддадхарме, духовность представляет собой связь с рабочей основой нашего существования, т.е., с состоянием ума.

Существует проблема нашей глубинной жизни, нашего глубинного бытия. Эта проблема состоит в том, что мы вовлечены в постоянную борьбу за выживание, за сохранение своего положения.

Мы непрестанно стараемся удержаться за какой то прочный образ самих себя; а затем нам приходится защищать это особое устойчивое представление.

Таким образом налицо оказывается война, заблуждение, страсть и агрессивность, налицо всевозможные столкновения.

С точки зрения буддизма, истинное равновесие духовности — это прорыв через нашу глубинную установку, через эту привязанность, через эту крепость «того или другого», которая известна как наше "я".

Для того, чтобы сделать это, нам необходимо выяснить, что же такое это наше "я". Что это вообще такое? Кто мы такие?

Мы должны вглядеться в уже существующее состояние своего ума.

И нам надобно понять, какой практический шаг мы можем предпринять для этого. Здесь мы не начинаем метафизическую дискуссию на тему о цели жизни и значений духовности в абстрактном понимании.

Мы рассматриваем данный вопрос с точки зрения рабочей ситуации. Нам нужно найти нечто простое, нечто такое, что мы сможем сделать в качестве начала на духовном пути.

В начале духовной практики люди испытывают многие затруднения, потому что тратят значительное количество энергии на поиски лучшего и легчайшего способа заняться ею.

Нам пришлось бы изменить свое отношение к делу и отказаться от поисков такого наилучшего и легчайшего пути. Ибо в действительности выбора не существует. Какой бы подход мы ни приняли, нам придется иметь дело с тем, чем мы уже являемся.

Нам необходимо хорошенько взглянуть на то, что мы такое.

Согласно буддийской традиции, рабочая основа пути и вовлеченная в него энергия — это ум, наш собственный ум, которым мы все время работаем внутри самих себя.

Духовность основана на уме.

В буддизме ум является отличительным признаком живых существ; именно в нем заключено различие между живыми существами и камнями, деревьями и водными массами.

То, что обладает различающим осознанием, то, что обладает чувством двойственности, желает или отвергает нечто внешнее, — это и есть ум.

В своей глубокой основе это есть то, что может связываться с «другим», с любым «чем то», воспринимаемым как нечто отличное от воспринимающего. Таково определение ума.

Традиционная тибетская фраза, определяющая ум, — йул па семс пена семс — означает в точности: «то, что может думать о другом, проекция, — есть ум».


Таким образом, под умом мы подразумеваем нечто весьма особенное.

Это не просто что то очень неясное и неуловимое внутри нашей головы или сердца, что то просто случающееся, часть какого то явления, подобная дующему ветру или росту травы.

Ум скорее являет собой нечто весьма конкретное; он содержит восприятие, то восприятие, которое оказывается весьма неусложненным, весьма глубоким и точным.

Ум раскрывает свою особую природу, когда это восприятие начинает останавливаться на чем то другом, а не на самом себе. Именно этот душевный фокус составляет ум.

Смешная сторона данного явления состоит в том, что ум кладет в основу собственного существования факт восприятия им чего то другого.

Фактически дело должно было бы обстоять наоборот: поскольку восприятие начинается с нас самих, логично было бы сделать такое предположение: «Я существую, поэтому существует и другое».

Но лицемерие ума каким то образом развивается до такой степени, что он опирается на другое и пользуется им в качестве способа установления обратной связи для собственного существования.

Но такое убеждение оказывается ошибочным в самой своей основе. Именно факт сомнительности существования личности оказывается мотивом для уловок двойственности.

Именно ум является нашей рабочей основой для практики медитации и развития осознания.

Но ум представляет собой нечто большее, нежели процесс подкрепления самого себя при помощи дуалистического обоснования, при помощи опоры на другом объекте.

Ум также заключает в себе то, что называют эмоциями, которые суть осветители душевных состояний; ум не в состоянии существовать без эмоций. Чистые мечтания и одни только рассудочные мысли недостаточны; одни они были бы чересчур скучными; тогда дуалистические уловки сразу износились бы.

Поэтому мы склонны к тому, чтобы создавать колеблющиеся вверх и вниз волны настроений — страсти, агрессивности, неведенья, гордости, — словом, всевозможные эмоции.

Мы создаем их с самого начала преднамеренно, как игру, стараясь доказать себе, что мы существуем.

Но игра в конце концов становится столкновением; она делается чем то более значительным, нежели игрой, вынуждая нас создавать себе вызовы чаще, чем мы намеревались.

Это подобно тому, как если бы охотник практиковался в стрельбе лишь ради спорта и решил сразить стрелами при каждом выстреле только одну ногу оленя. Но оказывается, что олень бежит очень быстро, может убежать и совсем исчезнуть.
Это обстоятельство представляется охотнику тотальным вызовом; он бросается преследовать оленя и теперь старается убить его наповал, направляя стрелу в сердце.
Таким образом, охотник подвергается вызову со стороны собственной игры и чувствует себя побежденным!

Точно так же и эмоции не являются необходимыми для выживания; они представляют собой придуманную нами игру, которая в каком то месте пошла неправильно и принесла нам горечь.

Перед лицом этой неприятности мы чувствуем ужасное разочарование и полнейшую беспомощность.
Разочарование побуждает некоторых людей укреплять свои взаимоотношения с «другими», создавая «бога» или прочие проекции — такие, как «спасители», «гуру», «махатмы» и тому подобное.

Мы создаем всевозможные проекции, становимся последователями и людьми, которым повезло;
все это делается для того, чтобы получить возможность снова господствовать над своей территорией.

В этом заключен особый смысл: благодаря тому, что мы выражаем почитание таким великим существам, они станут функционировать в качестве наших помощников, в качестве гарантов нашей опоры.

Таким образом, мы создали довольно простой и приятный мир — горько сладкий. Вещи забавны; но в то же время они не так уж и забавны. Иногда они кажутся ужасно смешными, но, с другой стороны, оказываются ужасно печальными.

Жизнь обладает качествами нашей игры, где мы сами попадаем в ловушку; все это в целом создано особой настроенностью ума.

Мы, может быть, начнем жаловаться на правительство, на экономику своей страны, на первоначальный учетный процент; однако все эти факторы вторичны.

Первичный процесс, корень всех проблем, — это дух соревнования, который мы создаем внутри самих себя. Мы уже установили первичную систему соперничества, видя в себе только отражение другого.

Как выражения этого факта, автоматически возникают противоречивые ситуации; они суть наша собственная продукция, наша собственная аккуратная работа. И вот это названо умом.

Согласно буддийской традиции, есть восемь типов сознания и пятьдесят два типа понятий, а также всевозможные иные аспекты ума, относительно которых нам нет нужды входить в подробности.

Все они в большой степени основаны на первоначальном двойственном подходе. Существуют духовные аспекты, психологические аспекты и разнообразные иные аспекты. Все они сплетены воедино в той сфере двойственности, которая представляет собой "я".

Что же касается медитации, то в ней мы работаем над этой вещью, а не стараемся извне отобрать проблему. Мы работаем над создателем проекций, а не над проекцией; мы обращаемся внутрь, а не пытаемся рассортировать внешние проблемы — А, В и С. Мы работаем над создателем двойственности, а не над его творением. Это начало с самого начала.

Существует гигантский мир ума, для которого мы почти полностью необъяснимы. Весь этот мир — эта палатка и этот микрофон, этот свет, эта трава, эта самая пара очков, которые мы носим, — все создано нашим умом. Это сделал ум каждого человека, он собрал эти вещи; любой винт и любая гайка собраны умом того или иного человека. Весь этот мир есть мир ума, продукт ума. Говорить об этом нет необходимости; я уверен, что данный факт известен всем. Но мы, возможно, должны напомнить себе о нем, так чтобы понять, что медитация не является исключающей деятельностью, которая означала бы забвение нам этого мира и вхождение в какой то другой.

Практикуя медитацию, мы имеем дело с тем самым умом, который изобрел наши очки и вставил линзы в оправу, который раскинул эту палатку. Наш приход сюда есть продукт нашего ума. Каждый из нас обладает различными умственными проявлениями, которые позволяют другим узнавать нас и говорить: «Этого парня зовут так то; эту девушку зовут так то». Мы можем быть определены как индивиды, потому что обладаем различными умственными подходами, которые также формируют выражения наших физических черт. Наши физические характерные признаки тоже являются частью нашей умственной деятельности.

Таким образом здесь налицо живой мир, мир ума. Когда мы уяснили это, работа с умом более не будет каким то далеким от жизни, таинственным занятием, не будет связана с чем то скрытым или отдаленным. Ум находится прямо здесь; он как бы вывешен в мире напоказ. Это — открытая тайна.

продолжение ..................

9

Глава 3. Внимательность к телу

Первое основание внимательности — это внимательность к телу. Практика внимательности к телу связана с потребностью ощущения бытия, ощущения прочной основы.

Начнем со следующего факта: существует вопрос о том, что мы понимаем под «телом»; у нас есть тело; мы сидим на стульях; мы сидим на полу; мы едим; мы спим; мы носим одежду. Но тело, с которым мы связаны, проходя через все эти действия, остается сомнительным образованием. Разве у нас есть необусловленное тело, свободное от какой бы то ни было концептуализации? Или это тело составлено из таких концептуализации?

Согласно традиции, тело, которое мы имеем, называется «умом телом», или психосоматическим те лом. Оно в значительной степени основано на проекциях и представлениях о теле. Это «ум тело» противоположно ощущению тела у просветленного человека, которое мы могли бы назвать «тело тело».

Даже несмотря на то, что психосоматическое тело составлено проекциями тела, оно может быть вполне прочным и понятиях этих проекций. Мы имеем некоторое ожидание относительного существования нашего тела, поэтому нам приходится подбрасывать в него топливо, занимать его, мыть… Во что мы вовлечены этим психосоматическим телом — так это в ощущение бытия.

Сейчас, находясь в сидячем положении, вы чувствуете себя более или менее прочно. С другой стороны, если бы, на пример, пол был очень сырым, вы не ощущали бы такого удобства; тогда вы начали бы вертеться на своем месте подобно птице на дереве. Это совсем иное дело. Если вы напряженно ожидаете какого то события, которое вот вот должно произойти, если вы обеспокоены какой то предстоящей вам встречей, — допустим, вас спрашивает о вашей работе какое то официальное лицо, — вы не сидите на стуле по настоящему, вы вертитесь на нем. Подобная суетливость имеет место, когда к вам предъявляются некоторые требования, и вы меньше ощущаете свое тело, а более проявляется напряжение и нервозность. Этот пример включает весьма различные ощущения тела, а также и простое сиденье, подобное тому, какое имеет место сейчас.

Но в данном пункте процесс вашего сиденья здесь в действительности оказывается не столько сиденьем вашего тела, как такового, на этом полу: в гораздо большей степени это будет сиденьем на полу вашего психосоматического тела.  Вы некоторым образом заняты сиденьем, как таковым; но в то же время вы им не заняты. Это делает ум; это делает понятие; ум формулирует ситуацию в соответствии с вашим телом. Ваш ум сидит на полу; ваш ум делает заметки; ваш ум носит очки; ваш ум носит такую то прическу: такую то одежду. Каждый из вас создает портрет самого себя.

Тело существует; поэтому имеет место умственная деятельность; и она создает мир в соответствии с телесной ситуацией: но в основном вне контакта с ней. Это и есть психосоматический процесс.

Внимательность к телу вносит в практику медитации эту всепроникающую деятельность ума, подражающего телу. Практика медитации должна принять в расчет ум, постоянно формирующийся в положения, подобные телу. Вследствие этого еще со времени Будды рекомендуется и практикуется сидячая медитация, поскольку было доказано, что она представляет собой наилучший способ работы с данной ситуацией.

Основной техникой, сопутствующей сидячей медитации, является работа с дыханием. Вы отождествляетесь с дыханием, особенно с выдохом. Выдох — это центр тяжести. Вдох — всего лишь промежуток, пространство. Во время вдоха вы просто ждете. Итак, вы делаете выдох, затем растворяетесь; за этим следует перерыв. Выдохните… растворитесь… перерыв. Таким образом постоянно может иметь место открытость, расширение.

Внимательность играет в этой технике очень важную роль. В подобном случае внимательность означает, что когда вы сидите и медитируете, вы действительно сидите. Вы действительно сидите, пока дело касается психосоматического тела. Вы чувствуете опору, тело, дыхание, температуру. Вы не стараетесь как то по особенному наблюдать происходящее, как то следить за ним. Вы не пытаетесь формализовать сидячую медитацию и сделать из нее какую то особую выполняемую вами деятельность. Вы просто сидите. И затем вы начинаете чувствовать, что существует некоторое ощущение прочной опоры. Оно не является каким то особым продуктом преднамеренности, оно представляет собой более силу действительного факта пребывания там. Итак, вы сидите; и вы си дите; и вы дышите. Иногда вы думаете, но все же вы думаете сидячие мысли. Психосоматическое тело сидит, так что ваши мысли имеют плоское дно.

Вы продолжаете сидеть и сидеть. Затем у вас как то появится чувство, ощущение того, что вы сделали нечто. Это один из важнейших характерных признаков внимательности — вы чувствуете, что действительно делаете нечто. В таком случае вы чувствуете, что принимаете участие в каком то особом переживании или проецируете то, что имеет плоское дно, Оно не шарообразно, оно не имеет крыльев; но психосоматически оно действительно имеет плоское дно.

Такая внимательность к телу связана с землей. Это открытость, которая имеет основу, основание. Качество расширенного осознания развивается через внимательность к телу чувство упроченности, а поэтому и способности обеспечить возможность раскрытия.
Чтобы идти по пути этой внимательности требуется значительное доверие. Вероятно, начинающий практику медитации окажется неспособен просто находиться там, но почувствует необходимость перемены.

Помню, как одна женщина, только что закончившая курс в приюте, рассказала мне, как она сидела и чувствовала свое тело, ощущала прочную опору. Но затем она сейчас же подумала о том, что ей нужно сделать что то другое. Она почувствовала это — и, как она про должала мне рассказывать, нужная книга «просто прыгнула» ей на колени; и она начала читать. В данном пункте вы более не имеете прочной основы. У вашего ума начинают расти крылышки. А внимательность к телу должна заниматься старанием оставаться человеком, а не тем, чтобы становиться животными, мухами или эфирными существами. Она означает всего лишь старание остаться человеком, обычным человеком.
Основной исходный пункт для этого — прочность, устойчивая опора. Когда вы сидите, вы по настоящему сидите. Даже ваши плывущие мысли начинают оседать на собственное дно. Нет никаких особых проблем. Вы испытываете чувство прочности, устойчивости, и в то же время — чувство бытия.
Без этого особого основания внимательности остальная часть вашей практики медитации может оказаться весьма летучей; вы будете колебаться из стороны в сторону, пробуя то одно, то другое средство. Вы можете постоянно ходить на цыпочках по поверхности вселенной, не находя нигде какой бы то ни было твердой почвы под ногами; вы можете сделаться вечным бродягой. Поэтому благодаря этой первой технике вы развиваете особую глубинную почву, твердую опору. Во внимательности к телу налицо чувство обретения некоторой родной основы.

Глава 4. Внимательность к жизни

Применение внимательности должно быть точным. Если мы привязаны к своей практике, это создает фундаментальный застой. Поэтому, пользуясь техническими приемами внимательности, мы должны осознавать фундаментальную склонность к привязанности, к выживанию. Мы подходим к этому явлению во втором основании внимательности, которое представляет собой внимательность к существованию, к жизни.

Поскольку мы имеем дело с контекстом медитации, мы сталкиваемся с этой склонностью в форме привязанности к медитативному состоянию. Мы переживаем это медитативное состояние, и оно на мгновенье становится ощутимым; но в тот самый момент, когда мы его переживаем, оно растворяется. Идти по направлению этого процесса значит развивать чувство освобожденности от осознания, а также и от соприкосновения с ним. Такова основная техника этого второго основания внимательности; его можно описать при помощи выражения — «прикоснись и иди». Вы здесь — вы присутствуете, вы внимательны, — а затем вы освобождаетесь.

Существующее непонимание заключается в представлении о том, что медитативное состояние ума надобно уловить, а затем охранять и поддерживать. Такой подход определенно плох. Если вы пытаетесь приручить свой ум при помощи медитации, пытаетесь овладеть им, придерживаясь медитативного состояния, явным результатом будет регрессия на пути, когда вы утратите свежесть и непосредственность. Если вы будете стараться все время поддерживать это состояние, не допуская перерыва, тогда поддержание вашего осознания начнет становиться домашней ссорой, подобной болезненности при выполнении домашней работы. В таком случае появится подспудное ощущение горечи, и практика медитации станет причиной замешательства. У вас начнет развиваться отношение любви и ненависти к своей практике, в которой ваше представление о ней кажется хорошим, но в то же время требования, предъявляемые этим жестким представлением, оказываются чересчур болезненными.

Поэтому техника внимательности к жизни основана на принципе «прикоснись и иди». Развивается осознание или объект осознания, и вы сосредоточиваете на нем внимание. Но затем, в то же мгновенье, вы утрачиваете его и идете дальше. То, что здесь требуется, — это некоторое чувство уверенности, уверенности в том, что вам не нужно прочное обладание своим умом, что вам можно просто спонтанно подстраиваться к его процессу.

Внимательность к жизни относится к тенденции, к привязанности не только в связи с медитативным состоянием, но, что даже более важно, она проявляется на грубом уровне озабоченности по поводу выживания, которая постоянно действует внутри нас — ежеминутно, ежесекундно. Вы дышите ради выживания, вы проживаете жизнь ради выживания.

В этом пункте медитация становится действительной частью жизни, а не просто какой то практикой или особым упражнением. Она оказывается неотделимой от инстинкта жизни, который сопутствует всем нашим переживаниям. Этот инстинкт жизни может быть видим как содержащий осознание, медитацию, внимательность. Он постоянно направляет нас на то, что происходит. Таким образом та жизненная сила, которая сохраняет нам жизнь, которая сама постоянно проявляется в потоке нашего сознания, в свою очередь становится практикой внимательности.

Поскольку внимательность представляет собой часть потока нашего сознания, практику медитации нельзя считать чем то чуждым, каким то ревностным подвигом некоторого картинного йогина, обладающего навязчивым стремлением медитировать все время.

Видимая с точки зрения внимательности к жизни, медитация представляет собой тотальное переживание любого живого существа, обладающего инстинктом выживания. Поэтому медитирование, развитие внимательности, не должно рассматриваться как деятельность некоторого меньшинства, особой группы, или как некоторое необычное, эксцентричное предприятие. Это всеохватывающий, мировой подход, родственный всем видам переживаний — это настройка на самую жизнь.

Подход внимательности к жизни состоит в том, что если вы медитируете в комнате, вы медитируете в комнате. Вы не считаете комнату пещерой. Если вы дышите, вы дышите, а не убеждаете себя в том, что остаетесь неподвижными наподобие скалы. Вы держите глаза открытыми и просто даете себе возможность находиться там, где находитесь. В этот подход не включены никакие виды воображения. Вы просто проходите сквозь свою ситуацию, какова она есть. Если место вашей медитации обставлено богато, находитесь всего лишь в его середине; если оно обставлено просто, также находитесь всего лишь в его середине. Вы не стараетесь откуда то куда то уйти; вы просто и прямо настраиваетесь на свой жизненный процесс. Эта практика являет собой сущность пребывания здесь и теперь.

Ваше настройка — это не часть старания жить дальше; вы подходите ко внимательности не как к дальнейшей разработке инстинкта выживания. Вы скорее просто усматриваете чувство выживания, как оно уже происходит внутри вас. Вы здесь; вы живете: пусть так и будет — вот это и есть внимательность. Ваше сердце бьется, вы дышите. Внутри вас одновременно происходят всевозможные явления. Пусть же внимательность работает с ними, пусть само это состояние будет внимательностью, пусть каждый удар вашего сердца будет самой внимательностью, пусть ею будет каждое дыхание. Вам не нужно для этого дышать как то по особенному; ваше дыхание и есть выражение внимательности. Если вы подходите к медитации таким образом, она становится весьма личной и весьма прямой.

Но и здесь опять таки необходимо сказать: если вы обладаете этим переживанием присутствия жизни, не надо висеть на нем. Только прикоснитесь к нему и идите. Прикоснитесь к этому присутствию переживаемой жизни и идите далее. Вам не следует игнорировать его. Слово «идите» не означает, что вам нужно повернуться спиной к переживанию и закрыться от него; это значит просто находиться в нем без дальнейшего анализа, без дальнейшего подкрепления. Держаться за жизнь, стараться успокоить себя, уверяя, что так оно и есть, — все это поведение обладает скорее чувством смерти, а не жизни.

Именно потому, что у вас имеется это чувство смерти, вы желаете удостовериться в том, что вы живы. Вам хотелось бы иметь страховку. Но если вы чувствуете, что вы живы, это достаточно хорошо. Вам не нужно удостоверяться в том, что вы дышите, в том, что вас действительно можно увидеть. Вам не нужны проверки с целью удостовериться в том, что вы отбрасываете тень. Достаточно просто жить, не успокаивая себя рассуждениями о том, что вы живы. И если вы не будете останавливаться для того, чтобы успокоить себя, жизнь станет весьма отчетливой, живой и точной. Итак, внимательность здесь не означает, что вы проталкиваетесь к чему то или повисли на чем то. Она означает, что вы разрешаете себе находиться здесь в тот самый момент, когда в процессе вашей жизни совершается нечто, — а затем вы освобождаетесь.    

продолжение ..........................

10

Глава 5. Внимательность к усилию

Следующее основание внимательности — это внимательность к усилию.

Усилие необходимо. Но для того, чтобы выработать некоторое понятие о правильном усилии, мы должны прежде всего рассмотреть вопрос о том, что мы подразумеваем под усилием.

Один вид усилия ориентирован на достижение какого то результата — и только на это. Здесь налицо чувство борьбы и усилия, вызываемого чувством цели. Такое усилие улавливает энергию движения и начинает увеличивать собственную скорость. Это усилие в стиле бегуна по шоссе.

Другой подход к усилию чреват чувством огромной бессмыслицы. В работе нет ощущения подъема или вдохновения; вместо этого в ней наличествует сильное чувство долга. Вы просто медленно и осторожно тащитесь вперед, стараясь прогрызть себе путь на манер древесного червя через свои обязательства.

Ни один из этих видов усилия не обладает чувством открытости или точности, традиционная буддийская аналогия для правильного усилия — это шагающий слон или черепаха. Слон или черепаха двигаются вперед уверенно, безостановочно, с большим достоинством.  Черепаха или слон обладают всесторонним обзором пути, по которому идут. Хотя вследствие своей способности обозревать путь они серьезны и медлительны, в их движении налицо чувство веселости и разумности.

В случае медитации старание развить вдохновение, которое заставило бы нас забыть свои страдания и практически двигаться вперед при помощи постоянного усилия, оказывается совершенно незрелым. С другой стороны, чрезмерные торжественность и чувство долга создают безжизненный и узкий взгляд на жизнь, затхлое психологическое окружение. Стиль правильного усилия, какому учил Будда, серьезен, но не слишком. Он извлекает пользу из естественного течения инстинкта, чтобы постоянно возвращать ум в сторону внимательности к дыханию.

Решающим моментом в этом процессе возвращения является то обстоятельство, что здесь нет необходимости проходить через ступени преднамеренной подготовки к действию и последующего удерживания внимания и насильственного подтягивания его назад, к дыханию, подобно тому, как мы стараемся оттащить непослушного ребенка от какого нибудь ужасного занятия. Здесь же нет и речи о насильственном возвращении ума к какому то особому предмету — речь идет о том, чтобы вернуть его из мира сновидений к реальности. Вы дышите, вы сидите. Вы делаете именно это; и вам следует делать это в совершенстве, с полнотой, от всего сердца.

Здесь существует особого рода техника, особый прием, который оказывается чрезвычайно действенным и полезным, не только для сидячей медитации, но также и для повседневной жизни, т.е. для медитации в действии. Такое наблюдение представляет собой всего лишь простое самосознание без какой либо задачи или цели.

Когда мы с чем то сталкиваемся, в качестве первого проблеска имеет место обнаженное чувство двойственности, отдельности. На этой основе мы начинаем оценивать, перебирать и выбирать, принимать решения, проявлять свою волю. Так вот, абстрактное наблюдение — это и есть глубинное ощущение отдельности, просто отчетливое достижение пребывания здесь — до того, как получит развитие любой из остальных процессов. Вместо того, чтобы осуждать это самосознание как двойственное, мы извлекаем пользу из такой склонности нашей психологической системы, как основы внимательности к дыханию. Само переживание представляет собой всего лишь внезапную вспышку пребывания наблюдателя «здесь». В этом пункте мы не думаем: «Я должен вернуться к дыханию» или: «Я должен постараться и отделаться о этих мыслей». Нам не нужно устанавливать преднамеренное и логическое движение ума, повторяющего себе цель практики сиденья. Существует просто внезапное ощущение того, как нечто происходит здесь и сейчас; и мы возвращаемся назад. Резко, внезапно, без наименования, без применения какого либо рода понятия, мы переживаем быстрый проблеск изменения тона. Это и есть самая глубокая сфера практики внимательности к усилию.

При желании вы можете назвать это отвлеченное самосознание «прыжком», «толчком» или «внезапным напоминанием»; или вы, возможно, назовете его «изумление». Иногда в нем можно также почувствовать панику — необусловленную панику. Ибо оно изменяет курс — нечто приходит к нам и изменяет всю линию нашего действия. Если мы работаем с этим внезапным толчком и, таким образом, работаем с отсутствием усилия в самом усилии, тогда усилие становится самостоятельно существующим. Оно, так сказать, стоит на собственных ногах и не нуждается в другом усилии, которое приводило бы его в действие. Если бы дело обстояло именно таким образом, усилие должно было бы стать преднамеренно устроенным; а это идет вразрез со всем смыслом медитации. Тогда, если вы пережили этот внезапный момент внимательности, идея не должна пытаться удержать его; вам не следует цепляться за это мгновенье или пытаться культивировать его. Не удерживайте посланца, не няньчитесь с воспоминаниями. Вернитесь к медитации. Примите послание надлежащим образом.

Усилие подобного рода чрезвычайно важно. Такой внезапный проблеск является ключом ко всей буддийской медитации — от уровня глубинной внимательности до высочайших уровней тантры.

Должна существовать глубинная основа дисциплины, которая устанавливает тон практики сиденья. Усилие важно и на этом уровне — усилие в том смысле, чтобы не допускать ни малейшего снисхождения к какой бы то ни было форме развлечения. Нам придется от чего то отказаться. Если мы не отбросим наше нежелание серьезно взяться за практику, просвет подобного внезапного усилия окажется фактически невозможным. Поэтому чрезвычайно важно подходить к практике с уважением, с чувством понимания, с охотой к тяжелому труду.

Если мы действительно посвятили себя взаимоотношениям с вещами, каковы они есть на самом деле, это откроет путь для вспышки, которая напоминает нам: «это, это, это». Вопрос «что это?» — более не возникает. Просто «это» приводит в действие совершенно новое состояние сознания, которое автоматически возвращает нас ко внимательности к дыханию или к общему чувству бытия.

Это глубинное чувство понимания представляет собой другой аспект той подспудной основы, которая создает возможность для более легкого возникновения спонтанной вспышки вспоминания.

Говорят, что такое переживание подобно внезапной влюбленности. Когда мы в кого то влюблены, мы так или иначе получаем внезапную вспышку, — но не относящуюся к личности с данным именем, не представление о том, как эта личность выглядит; подобные мысли приходят впоследствии. Вспышка оказывается возможной благодаря нашей общей открытости по отношению к данному лицу. Мы получили отвлеченный проблеск любимого нами существа — «того». Проблеск «того» первым приходит в наш ум; затем мы можем размышлять о нем, тщательно раздумывать, наслаждаться мечтаниями о нем. Но все это происходит впоследствии. Вспышка остается первичной.

Открытость всегда приносит подобные результаты. Отказавшись от обладания этим внезапным переживанием, осознание приходит очень медленно — и снова устанавливается на земной реальности простого пребывания здесь.

Глава 6. Внимательность к уму

Часто под внимательностью подразумевается наблюдательность. Но это не должно создавать впечатления о том, что внимательность означает наблюдение за чем то происходящим. Быть внимательным — это скорее быть наблюдательным, нежели наблюдать за чем то. Внимательность подразумевает процесс разумной бдительности, а не механическое занятие простого наблюдения за происходящим. В особенности четвертое основание, внимательность к уму, обладает качествами действия пробужденного разума. Разум четвертого основания представляет собой чувство легкости рук. Если вы достаточно широко откроете окна и двери комнаты, вы сможете сохранить внутреннее чувство помещения и в то же время получить снаружи свежий воздух. Внимательность к уму приносит такого же рода равновесие.

Без наличия ума и его конфликтов мы не в состоянии медитировать, или выработать равновесие, или вообще выработать что бы то ни было в этой области. Поэтому возникающие вследствие деятельности ума конфликты рассматриваются как необходимая часть процесса внимательности. Но в то же время конфликты должны в достаточной степени находиться под контролем, так чтобы мы были в состоянии вернуться к своей внимательности к дыханию. Необходимо поддерживать равновесие. Должна существовать некоторая дисциплина: нам не следует оказываться полностью потерянными в грезах; нам нельзя полностью лишиться той свежести и открытости, когда мы не слишком прочно удерживаем свое внимание. Такое равновесие и есть пробужденность, внимательность.

Смысл внимательности заключается в том, чтобы находиться вместе со своим умом. Когда вы сидите и медитируете, вы находитесь здесь, вы пребываете со своим умом. Вы пребываете со своим телом, со своим ощущением жизни, или выживания, со своим ощущением усилия. И в то же время вы пребываете со своим умом. Вы находитесь здесь. Внимательность к уму предполагает ощущение присутствия и ощущение точности в понятиях пребывания здесь. Вы присутствуете, поэтому вы не можете не заметить себя. Если же вас здесь нет, вы, пожалуй, можете пропустить себя. Но и это также будет двойным подходом: если вы понимаете, что вас здесь нет, это означает, что вы здесь. Этот факт возвращает вас к тому месту, где вы находитесь, возвращает обратно, к состоянию равновесия.

По существу, весь процесс очень прост.  Мы видим себя, имеющими прошлое и будущее. И мы присутствуем здесь своей «значительной частью». Но если мы возьмем на себя труд ясно вглядеться в себя в этот самый момент, мы увидим лишь песчинку, увидим всего лишь маленьких людей, занятых только этой крошечной точкой существования, которая называется «данным моментом».
Мы в состоянии оперировать только в одной точке за раз; и внимательность к уму подходит к нашему переживанию именно таким образом. Вы находитесь здесь и относитесь к себе на очень простом основании «того». «То» в особенности лишено многих измерений, многих перспектив. Прямые взаимоотношения с этой маленькой точкой данного момента — это и есть суровость в ее правильном понимании. И если мы работаем на такой основе, мы в состоянии начать видеть истину, так сказать, всего дела — начать видеть то, что по настоящему означает данный момент.

Идея здесь та, что это переживание является вашим переживанием. Возможно, вы почувствуете искушение поделиться им с кем то другим; но тогда оно становится чужим переживанием, а не тем, чего желали бы вы: вам не удастся сделать из рассказанного смесь своего переживания с чужим; вы никогда не сможете сделать этого.
Люди по разному переживают реальность, и их переживания нельзя смешать друг с другом.  Таким образом вам необходимо принять тот факт, что ваше переживание является личным. Это личное переживание настоящего момента весьма сильно и весьма очевидно находится здесь; вы даже не в состоянии его отбросить!

Практика внимательности к уму состоит в том, чтобы постоянно находиться здесь, с этим одиночным выстрелом восприятия. Тогда вы получаете полную картину, в которой ничто не упущено: происходит нечто; сейчас происходит нечто; и сейчас происходит нечто. От этого нельзя ускользнуть. Даже если вы настроены на то, чтобы ускользнуть, это тоже будет движением одиночного выстрела, в котором вы можете проявить внимательность. Вы можете быть внимательными к своему бегству — к своим сексуальным фантазиям или к агрессивности.

И всегда происходит одна вещь за раз — в непосредственном, простом движении ума. Поэтому, согласно традиции, в технике внимательности к уму вам рекомендуется, чтобы вы осознавали каждый одиночный выстрел восприятия как ум, как мысль: «Я думаю, что слышу звук; я думаю, что ощущаю запах; я думаю, что мне жарко; я думаю, что мне холодно». В каждом таком восприятии налицо тотальный подход к переживанию — очень точное, очень прямое, единственное движение ума. Вещи всегда происходят непосредственным способом.

Этот единичный выстрел в подход с черного хода и есть тотальность того, что есть. Есть только одиночный выстрел; все происходит только однажды. Существует только это. Потому то здесь применима внимательность к уму.

Идея внимательности к уму состоит в том, чтобы замедлить это пульсирование, эти прыжки вперед и назад. Нам надобно уяснить тот факт, что мы не являемся необычайными умственными акробатами; мы совсем не обладаем хорошим обучением; но даже и необыкновенно хорошо обученный ум не смог бы справиться с таким множеством вещей одновременно — не смог бы справиться даже с двумя. А поскольку вещи очень просты и непосредственны, мы способны сосредоточиваться лишь на одной вещи за раз, осознавать лишь одну вещь, быть внимательными лишь к одной вещи. Эта заостренность, это неприкрытое внимание как будто оказывается главным пунктом.

Внимательность — это действие, а также переживание, совершающиеся в одно и то же время. Очевидно, у вас в самом начале, когда вы еще не вступили в подлинную внимательность, может существовать какое то отношение; вы можете желать быть внимательными, желать подчиниться, дисциплинировать себя: и это будет проявлением некоторой двойственности. Но затем вы делаете нечто, просто делаете нечто. Это подобно знаменитому изречению дзэн:" Когда я ем, я ем; когда я сплю, я сплю".

Вы просто делаете дело — абсолютно ничего не подразумевая при этом, не вкладывая в действие даже внимательности. Когда вы начинаете чувствовать связь со внимательностью, вы начинаете раскалываться. Тогда вы оказываетесь перед собственным сопротивлением, тогда вас начинают беспокоить, явственно атаковать сотни других вещей. Попытки быть внимательными, преднамеренно глядя на себя, включают слишком большую часть наблюдателя. Тогда мы утратили простоту одиночного выстрела.

Чогъям Ринпоче Трунгпа
Аспекты практики

http://fictionbook.ru/static/bookimages/00/08/79/00087928.bin.dir/00087928.cover.jpg

скачать книгу:

http://www.fictionbook.ru/author/trungp … _praktiki/


Вы здесь » К вопросам о самореализации » Поясняющие тексты » Чогъям Трунгпа Ринпоче