Кормилицын Сергей. Тайны рун. Наследники Одина
Так сложилось, что слово «руны» вызывает ассоциацию со стоячими воротничками эсэсовских черных мундиров. Это вносит изрядную путаницу в эмоциональную окраску любого разговора о священных письменах древних германцев. Это происходит не на уровне доводов разума, а где-то на уровне рефлексов, воспитанных с детства. В чем тут связь? Почему исследователь истории Третьего Рейха неминуемо сталкивается с образом северного воина, сурово глядящего на него из-за круглого щита, а тот, кто берется писать об истории рун, невольно ежится под прозрачно-голубым взглядом обитателя Вевельсбурга?
Чтобы ответить на этот вопрос, не нужно углубляться в исследование оккультных корней идеологии НСДАП или пытаться рассуждать о темной и светлой духовной энергии. Причина лежит на поверхности.
